Разногласия, возникшие в среде левых гегельянцев, к числу к-рых в свое время относились как Ф., так и Маркс и Энгельс, шли именно по линии отношения к предстоящей революции.
Маркс и Энгельс в 1845—46 в «Немецкой идеологии» писали о Ф.: «Он хочет..., как и прочие теоретики, добиться только правильного осознания существующего факта, тогда как задача действительного коммуниста состоит в том, чтобы низвергнуть это существующее» (Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 32). Среди демократической интеллигенции намечались разногласия между точкой зрения пролетариата и неопределенной, абстрактно — созерцательной, блестящей, но бессильной, «истинно-немецкой», по выражению Маркса, фразеологией демократической буржуазии. Маркс и Энгельс уже в 1848 участвовали в политич. движении пролетариата и выступили в роли его руководителей.
Ф., напротив, не смог найти точек соприкосновения своей философии с растущим революционным движением низов. Он не вышел за пределы иллюзий и предрассудков передовой части демократии, буржуазии предреволюционной эпохи. «Фейербах не понял революции 48 г.» (Ленин, Философские тетради, стр. 57), тогда как Маркс и Энгельс в том же году выступили уже с «Коммунистическим манифестом», «Маркс в 1844—47 гг. ушел от Гегеля к Фейербаху и дальше Фейербаха к историческому (и диалектическому) материализму» (Ленин, там же, стр. 312). Ф,, напротив, застрял на абстрактном натурализме (антропологизме), на метафизическом материализме. Ф. остался в лагере буржуазной интеллигенции проповедником ее абстрактных идеалов, теоретического, созерцательного радикализма, утопических мечтаний, культа гармонически развитой личности, религии чувства и любви и т. д.
Отсюда вытекают основные недостатки, свойственные философии Фейербаха: присущие резонерствующей, не связанной с рабочим классом интеллигенции созерцательность и абстрактность, неуменье бороться за действительное переустройство мира и потому утопическая надежда на теоретическое преодоление препятствий. Сам Ф. пытался, правда, выбиться из колеи буржуазной идеологии. На склоне лет он изучал «Капитал» Маркса и вступил в ряды социал-демократии. Но преодолеть ограниченность метафизического материализма •ему не удалось.
Ф. не был пролетарским мыслителем. В своих общественно-политических взглядах он приближался к мелкобуржуазным социалистам типа Прудона. «Должна быть упразднена не собственность, о нет!, — говорил Ф., — не некоторые должны иметь собственность, а все остальные ничего, но все должны иметь собственность» {«Vorlesungen uber die Religion»). Дальше рассуждений о мирном реформировании общества с целью всех сделать мелкими собственниками Ф. не шел, борьбу за замену существующих общественных отношений другими Ф. отвергал. В самой Германии философия Ф. служила в известной мере философским основанием для буржуазного радикализма (А. Руге) и «истинного социализма» (К. Грюн и др.), теория к-рого, по характеристике Маркса и Энгельса, сводилась к тому, что она отстаивала «вместо истинных потребностей — потребность в истине, а вместо интересов пролетария — интересы человеческой сущности, человека вообще, человека, который не принадлежит ни к какому клас 64
су и вообще существует не в действительности, а в небесных туманностях философской фантазии» (Маркс и Энгельс, Манифест Коммунистич. партии, в кн.: Маркс, Избр. произв., т. I, стр. 174). Все это — фейербаховские мотивы в идейном багаже «истинных социалистов».
Материализм Ф. не был свободен от всех недостатков, свойственных буржуазному материализму 18 в.: механистичности, абстрактности (созерцательность, антиисторизм) и идеализма в области истории. Маркс и Энгельс не только беспощадно разоблачали и критиковали Гегеля, но вынуждены были также сурово критиковать Ф. «за то, что он не провел материализма до конца, — за то, что он отрекался от материализма из-за ошибок отдельных материалистов, — за то, что он воевал с религией в целях подновления или сочинения новой религии, — за то, что он не умел в социологии отделаться от идеалистической фразы и стать материалистом» (Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, Соч., т. XIII, стр. 277). — Ф. является последним представителем буржуазного классического материализма. О своем философском развитии Ф. говорил: моей первой мыслью был бог (период изучения богословия), второй — разум (увлечение Гегелем), третьей и последней — человек (антропологизм). «Новая философия, — возвещает Ф., — делает человека, а вместе с тем и природу, как его базис, единственным универсальным и высшим предметом философии, превращает следовательно антропологию со включением физиологии в универсальную науку» («Основоположения философии будущего»).
Здесь выражен коренной принцип философии Ф. — антропологический принцип. Он состоит в том, что в основу теории познания, в основу всей философии берется человек. Принцип этот, как мы видим, являлся для Ф. понятием более широким, чем понятие антропологии как науки о человеке. В этом смысле Ф. не является вульгарным, плоским натуралистом типа Бюхнера, Фогта и Молешотта, к-рые впрочем видели в Ф. своего учителя. Антропологизм Ф. — это особая разновидность натурализма, механического материализма. Плеханов не прав в своем утверждении, что антропологизм Ф. являлся только методическим приемом. Он имеет у Ф. принципиальное значение, является методологическим стержнем всей его философии. Говоря об «антропологическом е принципе» Ф. и Чернышевского, Ленин замечает, что этот принцип «узо к». «И антропологический принцип и натурализм суть лишь неточные, слабые описания материализм а» (Ленин, Философские тетради, стр. 73).
Антропологизм делает материалистическую теорию познания Ф. метафизической, схематической, лишенной диалектики, историзма.
Философия и наука, по Ф., должны исходить из человека как живого, реального психофизиологического единства. Познание человека чувственно по самой своей природе, ибо познающим является тело человека, организм. Организм имеет потребности (растительные в первую очередь), и в процессе удовлетворения своих потребностей человек (чувствующий и мыслящий организм) познает внешний окружающий его мир. Ф. думал, что этот его «человек» является вполне конкретным понятием.
Однако так кажется только с внешней стороны.
Энгельс справедливо заметил: «По форме [Фейербах] реалист: за точку отправления он берет человека. Но он ни единым словом не упоминает
