ства и превосходства. Т. — реалист показал, какой крепкой, кровной связью связан его герой с породившим его классом. Левин не даёт прямого ответа на «проклятый вопрос».
Юн то идеализирует феодальное прошлое, то решает, что он не будет увеличивать разницы между своими доходами и доходами крестьянина. Он вырабатывает целую систему «ограничений» эксплоатации, не замечая ханжества; в к-рое он невольно впадает, ничтожности своих средств «спасения». В конце-концов •слова крестьянина приводят Левина к откровению, как бы освещающему дальнейший путь •его жизни: Фоканыч «для души живёт, бога помнит». Выводы Левина — реакционная утопия и тогда, когда он идеализирует феодальное прошлое и когда мечтает путём самоограничения достигнуть социальной гармонии.
Крепостничество «переворотилось» с основания — экономики. А вместе с этим идёт процесс социального вырождения дворянства, его морального загнивания, распадение его главной опоры — семьи, омертвение его государственности.
Искания Левина в области экон омич, и социального устройства переплетаются с личной драмой Анны Карениной. Два плана романа соединяются идейной связью. В Анне — «огонь жизни» и правдивость. «Кроме ума, грации, красоты, — пишетТ., — в ней была правдивость».
Т. показал в этом романе трагедию брака, распад семьи, трагедию незаурядной женщины, бьющейся в тисках светского общества и его морали. Естественно прекрасный, сильный, человечный человек восстаёт против лживых законов общества и погибает, не выдержав этой борьбы. Т. показал, как жизнь отнимает одну за другой сферы деятельности у одиноко борющегося человека, как она разбивает иллюзии и надежды будто бы «независимой» личности. Отрицая политич. деятельность, Т. искал выхода в религии, упорно отстаивал принципы личного нравственного совершенствования. Никто до Т. не показал так полно, глубоко, всесторонне, с такой неумолимой убедительностью бесплодность усилий одинокой личности в её поисках общественнополезной деятельности и «правды» жизни и, следовательно, крушение индивидуализма.
От юного Иртеньева до «живого трупа» — Протасова развивается, неуклонно нарастая, захватывая всё новые и новые стороны жизни, трагедия допролетарского гуманизма.
«Анна Каренина» является образцом толстовского искусства изображения личности.
Это — материалистическое искусство. Передавая сложные умственные построения Левина, рисуя тончайшие переходы «диалектики души», Т. с той же тонкостью, с той же изумительной наблюдательностью вскрывает физиологию эмоций, показывает рождение мысли из ощущений и представлений, порождённых объективным миром. Замечательны его зарисовки аффектов, волнений, напр., волнение Вронского перед скачками, телесное напряжение в труде, как, напр., сцена косьбы крестьян и др. Чувственный опыт Т. кажется безграничным. Но как ни внимателен Т. к биологическому началу в человеке, оно никогда не заслоняет общественного содержания. Николай Ростов в «Войне и мире» не теряет типических черт дворянина-крепост 470
ника, Наташа не перестаёт быть «графинюшкой», Левин не перестаёт быть помещиком.
Выдающийся портретист в мировой литературе, Т. в совершенстве владел «языком» тела. Дружинин, шутя, писал Т.: «Иногда Вы готовы сказать: у такого-то ляжка показывает, что он желает путешествовать по Индии». У Толстого нет статичных портретов; его герои предстают перед читателем в многообразных связях с объективным, социальным миром. Мы видим Левина хозяином-помещиком, мужем, отцом; мы видим его в отношениях к батракам, работающим в его имении, к откупщику Рябинину, к старому князю Щербацкому — представителю вымирающей знати, к либеральному дельцу Свияжскому и т. д.
После окончания романа «Анна Каренина» Т. начал работать над «Исповедью», знаменовавшей переворот в его жизни, мировоззрении, творчестве, общественной деятельности.
«Со мной случилось то, — писал Т. в «Исповеди», — что жизнь нашего круга — богатых, учёных, — не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл». «Революция экономическая не то, что может быть, а не может не быть, удивительно, что её нет», писал Т. в дневнике в 1881. Т. пришёл к решительному, безоговорочному отрицанию помещичьего землевладения, к признанию права на землю лишь за теми, кто на ней работает. Перейдя окончательно на позиции крестьянства, Т. всем своим дальнейшим творчеством отражал стремление крестьянства смести до основания господство помещиков и помещичье правительство — «уничтожить все старые формы и распорядки землевладения, расчистить землю, создать на место полицейски-классового государства общежитие свободных и равноправных мелких крестьян», стремление, которое «красной нитью проходит через каждый исторический шаг крестьян в нашей революции» (Ленин, Соч., т. XII, стр. 333). Т. стал выразителем взволновавшегося до самых глубин «великого народного моря». Но он возвёл в закон его стихийность, бессознательность, сопутствующую непоследовательности в революционной борьбе.
В своём устремлении к народу Т. взял у патриархального крестьянства его политическую невоспитанность, «мягкотелость патриархальной деревни» и заскорузлую трусливость «хозяйственного мужика», его религиозную отсталость, его страх перед городской культурой. Ленин писал, что «Толстой переносит его (патриархального крестьянина. — М. Ю.) психологию в свою критику, в своё учение» (Ленин, Соч., т. XIV, стр. 405).
Это со всей очевидностью сказалось и в народных рассказах.
80-е гг. открываются народными рассказами: «Чем люди живы», «Ильяс», «Где любовь, там и бог», «Вражье лепко, а божье крепко», «Девчонки умнее стариков», «Зерно с куриное яйцо», «Много ли человеку земли нужно?», «Свечка», «Сказка об Иване дураке и его двух братьях» и др. (1881—86), статьёй «Так что же нам делать?» (1882—86) и работой над Евангелием. Рассказы Т. — это проповедь всепрощения, покорности и пассивности, облечённая в образы религиозной фантастики. Однако Т. так верно передал точку зрения патриархального крестьянина,
