систенцию и сам пришёл к побиению соединением на него корпусов». Примером того, что С. не признавал «наступления во что бы то ни стало», могут служить его дей* ствия в 1794. Взяв стремительным ударом Брест, он провёл там почти месяц, хотя это вынужденное промедление приводило его в отчаяние («Брест и Канны подобие имеют, — писал он, — время упущено»), и только когда к нему подошли подкрепления и когда, победа при Мацейовицах обеспечила его фланг, прикрыть к-рый он ранее не moi? в виду недостатка сил, — он выступил к Варшаве и вскоре занял польскую столицу.
Если у G. было меньше сил, чем у противника (что имело место на протяжении почти всей его деятельности), это никогда не заставляло его отказаться от активной тактики.
«Воюют не числом, а уменьем», — повторял С.
Нек-рые иностранцы, стремясь опорочить военную репутацию С., упрекали его в приверженности к фронтальным атакам, усматривая в этом примитивность его замыслов.
Они упускали из виду, что при наличии у противника численного превосходства С. не мог разбрасывать свои силы, осуществляя сложные манёвры. Самая правильная тактика в этом случае была именно та, Кгрую он избрал: держать свои силы максимально сосредоточенными и атаковать ими противника в уязвимом месте (часто таким уязвимым местом являлся как раз центр неприятельской армии). Но если соотношение сил было более благоприятно, тоще нарушая принципа сосредоточения, С. смело проводил сложный манёвр. Так поступил он в сражении на реке Адде, так поступил он при Нови. В последнем сражении он даже заранее «запланировал» отступление австр. войск с целью выманить неприятеля на равнину. Если войска противника располагались несколькими отдельными группами, С., как правило, бил их по частям, поодиночке, искусно сосредоточиваясь против каждой группы (Рымник, Ста*ловичи, Треббия).
Главную опасность при борьбе с превосходящими силами противника представляло окружение. Неприятель мог загнуть фланги, прервать коммуникации суворовской армии, даже совершенно окружить её. Для полководческого искусства С. крайне характерно отсутствие боязни окружения„ в то время как для большинства полководцев того времени окружение было жупелом, крайне их пугавшим. С. иначе решал задачу: «Идёшь бить неприятеля, снимай коммуникации. Если же быть перипатетиком (в смысле сторонника осторожных полумер. — Jf. О.), то лучше не быть солдатом».
В 1798 С., находясь в ссылке, изложил в нескольких тезисах план военных действий против французов. TgM имеется следующий чрезвычайно характерный пункт: «Никогда не разделять сил для охранения разных пунктов. Если неприятель их обршёл, — тем лучше: он подходит для того, чтобы быть разбитым».
Это была рискованная тактика, как и всё смелое, целеустремлённое военное творчество С. Но суворовский риск был всегда оправдан, это был риск уверенного в себе и в своих войсках полководца, риск, основанный на всестороннем изучении противника.
Полководческое искусство С* характерно своей целеустремлённостью. Временные не 108
удачи не смущали его, частные успехи не соблазняли. Он видел перед собой одну цель — совершенный разгром вражеских сил, и все его действия были направлены к достижению этой цели. Имея под своим начальством великолепную русскую армию, питая спокойную уверенность в собственном своём военном даровании, С.. с непреклонной последовательностью осуществлял свою установку: нанести врагу столь сокрушительный удар, чтобы он не мог оправиться, Чтобы он не отступал, а бежал в панике, больше того: чтобы, он даже в бегстве не находил спасения.
«Кто против меня — тот мёртв», — так формулировал С. это своё простое, великое правило. Даже если приходилось отступать, суворовские войска наносили неприятелю столь сокрушительные удары, что преследующие откатывались вспять, неся громадные потери.
Чрезвычайно характерна для суворовского военного творчества система его взглядов на роль и применение резервов. Линейная тактика не знала резервов. Выделение части войск в резерв составляет громадную заслугу С. Он всегда выделял в резерв от одной восьмой до одной четвёртой части всех наличных войск. Назначением резерва было нанести решающий удар в критический момент. С. никогда не тратил резервы по частям для «затыкания дыр». Он держал их в кулаке и дожидался минуты, когда обе стороны будут настолько утомлены боем, что появление свежих крупных сил сыграет решающую роль.
До этого момента, полагал он, русские войска должны продержаться, как бы трудно им ни приходилось.
В иностранной литературе зачастую изображают С. как полководца, к-рый добивался успеха гл. обр. своей исключительной смелостью, бесстрашием, порывом. Такое изображение С. односторонне. Сам С. говорил, что «хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, токмо тщетны они, ежели не будут истекать из искусства». Умение, к-рого требовал С. от Ьвоих . войск, означало, что командиры должны предвидеть возможные манёвры противника, уметь навязать им свою волю, уметь мгновенно ориентироваться в обстановке; бойцы же должны отлично владеть техникой штыкового боя, окапывания, штурма, быть меткими стрелками и умелыми разведчиками.
Но уменье — это только половина успеха. Не менее важна моральная сила армии, её дух.
В эпоху, когда, следуя примеру Фридриха II, руководители армий заботились гл. обр. о муштровке солдат, в стране, где солдаты были вдвойне бесправны, как нижние чины и как крепостные, — С. неустанно пробуждал в русском солдате «живую душу», развивал в нэм чувство любви к родине, чувство национального и личного достоинства и гордости. За это, а также за его личное бесстрашие и простоту обращения его обожала армия, видевшая в нём и победоносного вождя и старшего боевого товарища. Очень характерно для С., что он умел всегда выделить среди тысяч солдат и офицеров наиболее даровитых, наиболее многообещающих. А раз выделив, он решительно и настойчиво выдвигал избранного, помогал ему совершенствоваться в военном деле и продвигаться по службе. С помощью своего необычайного вли-
