РУССКИЙ язык
ных групп. На юге и западе от нее, в непосредственном соседстве с городом, простирались южно-великорусские поселения, на севере и востоке — северно-великорусские. Этнографический состав самого московского населения был пестр и разнороден. В начале политич. роста Москвы в ней разные слои общества говорили по-разному, одни — по-сев. — русски, другие — акали. Академик А. А. Шахматов высказал предположение, что высшие классы Москвы в 14—15 вв. пользовались преимущественно сев. — русским наречием. Но ни в 14 ни в 15 вв.
Москва не могла еще выработать своего языка, создать «койнэ», общегосударственный язык.
Диалектальные различия Р. я. все еще расценивались как равноправные, несмотря на быстрый рост влияния государственного языка Москвы. Во второй половине 15 в. — нач. 16 в. удельные княжества одно за другцм поглощаются Московским государством (1463 — Ярославль, 1474 — Ростов, 1485 — Тверь, 1517 — Рязань). Теряют свою вольность и становятся областями Московского царства вольные сев. русские «народоправства» (Новгород — 1478, Вятка — 1485, Псков — 1510). Таким образом, в начале 16 в. из феодального союза областей, в известной степени самостоятельных, образовалось Московское государство. В языке этого государства долго еще сказывались следы областного разъединения, к-рые сгладились только в 17 в. Например, Новгород до половины 16 в. сильно влиял на московскую культуру, поставлял Москве и литераторов, и живописцев, и ученых, а иногда и политич. деятелей.
Но Московское государство, естественно, должно было насаждать в присоединенных областях свой общегосударственный язык, язык правительственных учреждений, язык московской администрации, бытового общения и официальных сношений.
В 16 в. осуществляется грамматическая нормализация московского письменного языка, к-рый становится единым общегосударственным языком Московского царства. В то время среди областных разветвлений рус. письменного языка наиболее выделялись два типа: новгородский и рязанский. Но они уже не могли выдержать конкуренции с языком московских приказов, хотя и не могли не влить нек-рых своеобразий своей языковой культуры в общевеликорусский язык. Так, язык Пскова и Новгорода 15—16 вв. не был свободен от зап. европейских влияний. В литературной продукции этих культурных центров принимали участие рационалисты — выходцы из литовских владений. Когда в начале второй четверти 16 в. новгородские переводы сходят со сцены и переводная деятельность сосредоточивается в Москве, московский письменный язык усваивает новгородские «европеизмы». В области грамматики московский письменно-деловой язык 16 в. представляется гораздо более регламентированным, чем языки Новгорода или Рязани, в к-рых свободно проявляются местные особенности живой речи. В связи с этим московский письменный язык кажется консервативным. Он ближе по своему грамматич. строю к славянорусскому языку. С половины 16 в. язык Москвы подвергается (повидимому, в связи с социальными переворотами времени Ивана IV) сильному влиянию йкающих говоров и воспринимает основные черты южно-великорусского вокализма. Язык высших слоев московского общества теряет ряд особенностей, восходившихк государственному языку старых великодержавных центров Сев. — восточной Руси (Ростова, Суздаля, Владимира), напр., бканье, употребление именительного падежа в функции винительного при инфинитиве (ср. «шутка сказать») и др. В московском языке 16 в. развиваются новые фонетические и морфологические явления, к-рые свидетельствуют об усиливающемся влиянии южно-великорусской народной стихии на складывающийся общий язык великорусской народности [проникновение безударных окончаний «-ы», «-и» в именительном падеже множественного числа слов среднего рода, распространение женских окончаний дательного, творительного и предложного падежей множественного числа — «-ам» («-ям»), «-ами» («-ями»), «-ах» («-ях») в других типах склонения и др.].
Таким образом, московский приказный язык, почти свободный от церковно-славянизмов, к началу 17 в. достиг большого развития и имел все данные для того, чтобы вступить в борьбу за литературные права с языком славяно-русским. Этот деловой язык применялся не только в государственных и юридических актах, договорах и пр., но на нем же велась и почти вся корреспонденция, на нем же писались статьи и книги разнообразного содержания: своды законов, мемуары, хозяйственные, политические, географические и исторические сочинения, лечебные, поваренные книги и т. д. Расширяя круг своих стилистич. вариаций, этот язык постепенно усиливает свои притязания на литературное равноправие с языком славянорусским. Однако до 17 в. деловой язык московских приказов, в сущности, не был языком ни художественной ни, тем более, философской и научной литературы в собственном смысле.
Только с половины 17 в. эволюция рус. литературного языка решительно вступает на путь сближения с московским приказным языком и с живой разговорной речью образованных слоев рус. общества, ломая систему славяно-русского языка, который в Северо-восточной Руси сам пережил сложную эволюцию.
Славяно-русский язык в Северо-восточной Руси сначала продолжал развивать южнорусские, киевские традиции, хотя и подвергался натиску со стороны совсем иных диалектов живой вост. — славянской речи. К концу 13 в. — началу 14 в. различия между грамматич. строем славяно-русского языка и грамматич. особенностями живых народных говоров углубились, т. е. грамматика живой речи эволюционировала гораздо быстрее (ср. утрату форм имперфекта, аориста, широкое развитие видовых различий и др. явления живой речи).
Рознь между литературным книжным языком, объединявшим в своем составе три главных элемента — церковно-славянский, греческий и русский народный, и между живым русским разговорным языком особенно резко обозначалась с 14 в. Различие двух языков еще более усилилось под влиянием той реформы, к-рая происходила в славяно-русском языке с конца 14 в. в течение 15—16 вв. и к-рая известна под именем «второго южно-славянского влияния». Эта реформа падает на время наиболее оживленных сношений Руси с Византией и ее церковно-книжныцр центрами — Константинополем и Афоном. После ослабления этих связей в 12—13 вв. они возобновились во второй половине 14 в. с новой силой под влиянием тех перемен, к-рые в 14 в. происходили на рус. террито-
