ред собою только протянутую руку, хватающую привидение. Исключительно самосознание и только согласно формальному мышлению без материи, следовательно, — без того, на что могла бы быть направлена мысль и что выходит за пределы логики, — Ьсе это производит странное впечатление на читателя». К., стоявший вполне на уровне естествознания своего времени, сам автор многих работ, посвященных теоретич. естествознанию, автор «истории неба», не мог субъективно стать на идеалистическую точку зрения, которая, по его собственному определению, состоит в отрицании внешнего, реального мира. Он хорошо понимал, что чисто идеалистическая философия, в каком бы виде она ни проявлялась, не может быть ни почвой, ни методом научной деятельности. Отсюда — протест Канта против идеалистической оценки его работ. Однако, его дуалистическая система приводит и не может не привести к субъективному идеализму.
Фактически; теория познания К. раскалывается на две частй: на априорные формы, с одной стороны, и вещь в себе, — с другой, причем обе части друг друга обусловливают и в то же время друг друга исключают.
Наиболее последовательная критика вещи в себе дана диалектическим материализмом Маркса, Энгельса, Ленина. Маркс говорит во 2-м тезисе о Фейербахе: «Вопрос о том, свойственна ли человеческому мышлению предметная истина, вовсе не есть вопрос теории, а вопрос практический. На практике должен человек доказать истинность, т. е. действительность и силу, посюсторонность своего мышления. Спор о. действительности или недействительности мышления, изолированного от практики,, есть чисто схоластический вопрос» ([Маркс о Фейербахе!, в книге: МарксиЭнгельс, Соч., т. IV, стр. 589).
Развивая эту же мысль Маркса, Энгельс пишет: «Но есть и такие философы, которые или вообще отрицают возможность познания мира, или, по крайней мере, не считают возможным полное его познание. К ним среди философов нового времени принадлежат Юм и Кант, игравшие очень значительную роль в философском развитии нового времени. Самые решительные возражения против их взглядов, какие только можно было сделать с точки зрения идеализма, сделал Гегель... А лучше всего разбиваются эти философские измышления, как и все другие измышления, самою практикой, т. е. опытом и промышленностью. Мы можем доказать правильность нашего понимания данного явления природы тем, что мы сами его вызываем, порождаем его из его условий и заставляем служить нашим целям. Таким образом, кантовской „вещи самой по себе“ приходит конец» (Энгельс, Людвиг Фейербах, в кн.: Маркой Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 645).
Развивая эти мысли Маркса и Энгельса, Ленин формулирует следующие положения: «1) Существуют вещи независимо от нашего сознания, независимо от нашего ощущения, вне нас, ибо несомненно, что ализарин (пример, приведенный Энгельсом. — Ред.) существовал вчера в каменноугольном дегте, и так же несомненно, что мы вчера ничего не знали об этом существовании, никаких ощущений от этого ализарина не получали. 2) Решительно, никакой принципиальной разницы между явлением и вещью в себе нет и быть не может. Раз 300
личие есть просто между тем, что познано, и тем, что еще не познано, а философские измышления насчет особых граней между тем и другим, насчет того, что вещь в себе находится „по ту сторону'4 явлений (Кант), или что можно и должно отгородиться какой-то философской перегородкой от вопроса о непознанном еще в той или иной части, но существующем вне нас мире (Юм), — все это пустой вздор, Schrulle, выверт, выдумка. 3) В теории познания, как и во всех других областях науки> следует рассуждать диалектически, т. е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а разбирать, каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание становится более полным и более точным» (Ленин, Сочинения, том XIII, страница 84). В «Философских тетрадях» Ленин пишет: «(1) у Канта познание разгораживает (разделяет) природу и человека; на деле оно соединяет их; (2) у Канта „пустая абстракция“ (Выражение Гегеля. — Ред.) вещи в себе на место живого шествия, движения знания нашего о вещах все глубже и глубже» (Лени н, Философские тетради, М., 1936, стр. 93).
Ленин показывает, что познание есть диалектический процесс, процесс перехода от незнания к знанию. То, что в один период времени представляет собой вещь в себе, то в следующий период может стать и становится «вещью для нас», т. е. познанной вещью. Точно так же диалектический материализм Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина критерием истинности познания считает общественную производственную практику людей. Кант же, в полном соответствии со своей идеалистической метафизикой, видит его во всеобщности и общеобязательности суждений. — В оценке сущности и исторического значения философии Канта Плехановым, меныпевиствующими идеалистами и механистами были допущены крупные извращения. Плеханов, давший много работ, посвященных критике неокантианства, сам стал в ряде вопросов на позиции, близкие к кантианству (его согласие с оценкой ощущений, как иероглифов, признание им теории соответствия, а не теории отражения, непонимание единства логики и теории познания, признание им простых законов нравственности и права и др.). Ленин указал, что «Плеханов критикует кантианство (и агностицизм вообще) более с вульгарно-материалистической, чем с диалектически-материалистической точки зрения, поскольку он лишь a limine [с порога. — Ред.] отвергает их рассуждения, а не исправляет (как Гегель исправлял Канта) эти рассуждения, углубляя, обобщая, расширяя их» (там же, стр. 173).
Меныпевиствующие идеалисты (Деборин и др.) переоценивали диалектику у К., прикрашивая, его под законченного диалектика. Теорию К. о полярных противоположностях, в основе своей механистическую, меныпевиствующие идеалисты, как и механисты, выдавали за образец диалектики. При этом меныпевиствующие идеалисты сами находились под влиянием кантианства. Так, отрывая теорию от практики, утверждая, что логические категории выступают по отношению к практике, как руководящие, как относительно априорные, меныпевиствующие идеалисты тем самым скатывались на философские позиции Канта. У меныпевиствующего идеализма также имел
