Страница:БСЭ-1 Том 30. История - Камбиформ (1937)-1.pdf/44

Эта страница не была вычитана

тической борьбы перед войной и послужили исходными пунктами легенды о невиновности за начало войны каждого из воюющих государств, которая в дальнейшем разрабатывалась исторически, «углублялась» услужливыми буржуазными историками. Появился ряд книг, пытающихся подвести историческое обоснование под захватническую программу империалистической буржуазии каждой из коалиций. Научная ценность всей этой литературы ничтожна.

Из более известных историков, работавших на этом поприще, можно указать на Штиве, Фридъюнга (Германия), Гуча, Темперлея (Англия), Фея (США).

Всеобщий кризис капитализма, победа Великой Октябрьской пролетарской революции в России, первый тур пролетарских революций в странах Запада и успехи социалистич. строительства в СССР усилили враждебность буржуазии к революционному марксизму. В то же время общий кризис капиталистической культуры отразился и на исторической науке. Особенно сильно кризис историч. науки сказался в побежденной Германии, где были развеяны мечты немецкой буржуазии о мировой гегемонии и где была так близка победа пролетарской революции. Упадочные настроения отразились в реакционной книге О. Шпенглера (см.) «Закат Европы» (1918), проникнутой мрачным пессимизмом и фатализмом и пользовавшейся в 1918—23 в Германии большим успехом. Выступая против применения к истории, где, якобы, господствует слепая судьба, научной категории причинности и отстаивая познание исторического процесса посредством интуиции, О. Шпенглер лишает историю всякого научного значения. Для него в «человеческой истории в целом нет никакого смысла», потому что отыскание такового означало бы смертный приговор буржуазному обществу. Подобно мракобесам реакционной романтики после французской революции 18 в., он ставит веру выше научного знания. Как идеолог прусского юнкерства он идеализирует дворянскую «культуру» феодального общества.

Для послевоенной буржуазной исторической науки типична работа одного из видных медиевистов — австрийского историка А. Допша (см.): «Хозяйственные и социальные основы европейского культурного развития» («Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwicklung», 1918—20). Доказывая, c привлечением данных археологии и лингвистики, высокий уровень развития древних германцев, якобы знавших частную собственность на землю и ставших в этом смысле «достойными» преемниками римской культуры, пытаясь обосновать полную преемственность между античным миром и Средневековьем, отрицая существование немецкой марки и находя в раннем Средневековьи аграрный капитализм, Допш выступил как немецкий националист, противник коммунизма, защитник эволюционной теории исторического развития, враг революционных скачков и апологет буржуазных порядков. Против марксизма ополчались защитники классовых компромиссов К. Брейзиг и В.

Зомбарт, пришедшие потом к фашизму («Der proletarische Sozialismus», 2 Bde, 1924; 3 Bde, 1927). В работе Э. Трельча «Историзм и его проблемы» («Der Historismus und seine Prob1еше»), хотя и признаются заслуги марксизма перед исторической наукой, марксизм извращен на почве идеалистических построений.Фашистские «теоретики» (О. Шпенглер, Шпанн, Леере, Э. Кейзер и др.) отвергают закономерность в истории и ратуют за «народное» (т. е. национал-социалистическое) понимание истории, рассматривая последнюю как историю рас и возвеличивая «северную» немецкую и чисто «арийскую» расу.

Фашизация германской исторической науки (а также итальянской и частично польской) сказывается и на конкретно-исторических работах и прежде всего на самой их тематике.

Фашисты претендуют на пересмотр всей истории с точки зрения расовой «теории». Главное внимание уделяется ими древнейшей и средневековой истории Германии, причем прославляется германское варварство, к-рое противопоставляется христианской культуре. В прошлое проэцируется современный фашистский идеал человека  — «хищного животного» (Ш пенг л е р). Грубо извращая историю, фашистские ученые изображают средневековое общество с его цеховым и сословным строем как прообраз «корпоративного», «надклассового», «чисто немецкого государства». Всячески прославляется крепкое крестьянство, его роль в сохранении чистой «северной расы» и в истории Германии вообще (Дарре, Моц, Мецнер). При этом роль юнкерства, экспроприировавшего основную массу крестьянства, и вообще особенности «прусского пути» развития грубо тенденциозно замалчиваются. Фашистские историки пытаются путем подтасовки и фальсификации фактов дать историческое обоснование необходимости единоличной фашистской диктатуры «вождей», к-рая осуществляется в Германии Гитлером. Видное место занимает пропаганда антисемитизма. Борясь не только с марксизмом, но и с либерально-пацифистским течением в исторической науке, фашистские историки в своем подходе к проблеме войн превращают их в основной стержень всей истории, пропагандируя новую империалистическую войну, в частности — против «Востока» (т. е. прежде всего — против СССР). Фашизация науки проводится настолько крутыми мерами административного воздействия, что даже такие, пытавшиеся приспособиться к фашизму профессора, как консерватор Мейнеке и крайне умеренный «либерал» Онкен, были отстранены фашистами от работы.

Наличие острого кризиса буржуазной исторической науки демонстрируется не только ее фашистским, но и либерально-пацифистским направлением, хотя в странах буржуазной демократии этот кризис зашел не так далеко, как в Германии. Этот кризис есть прежде всего кризис методологии буржуазной науки. Явственно обнаружившись еще в конце 19 и в начале 20 вв., кризис исторической науки особенно обострился под влиянием империалистической войны, начавшегося периода пролетарских революций и все углубляющегося общего кризиса капитализма и его культуры (подробнее см. главу История). Фашистское течение имеется и в странах буржуазной демократии (напр., в Англии — попытки реабилитировать Карла I и английскую реставрацию), но преобладающим остается здесь либеральнопацифистское направление. Во Франции историки либерально-пацифистского направления в основном группируются вокруг журнала «Revue de synthase», редактируемого Анри Берром, обнаруживая, впрочем, глубокий разнобой в своих методологических установках.