руководством германской с. — д-тии, приспособлявшимся к оппортунистам во имя «сохранения мира в партии».
Острые разногласия возникли между большинством конгресса и небольшой полуанархистской частью его по вопросу об «отношении пролетариата к милитаризму». Резолюция, предложенная от имени комиссии совместно обоими докладчиками — В. Либкнехтом и Вальяном, — правильно указывала на связь милитаризма с капитализмом. Единственное средство к предотвращению мировой войны заключается в том, чтобы «энергично и постоянно протестовать и выступать против всяких поползновений к войне и против всяких объединений, служащих делу войны, и ускорить торжество социализма завершением международной организации пролетариата». Все те, к-рые хотят положить конец войне, «обязаны присоединиться к интернациональной социал-демократии, которая одна является действительной и принципиальной партией мира» (там же, стр. 26). Однако резолюция ограничивалась формулировкой этих верных, но общих положений, не ставя вопроса о конкретных мерах борьбы против милитаризма. В противовес этой резолюции большинства, голландцы, во главе с Домелой Ньювенгуисом, внесли резолюцию, требовавшую лишь пассивного сопротивления войне. Социалисты должны призывать к всеобщей забастовке и отказаться пойти на фронт; «им тогда будет угрожать опасность заключения в тюрьму, но тюрьма все же лучше, чем смерть» (там же, стр. 28). Ньювенгуис требовал, чтобы споры между государствами разрешались международными третейскими судами. Подавляющее большинство делегатов голосовало за резолюцию Либкнехта — Вальяна.
Провал Ньювенгуиса на Брюссельском конгрессе Энгельс считал доказательством того, что «европейские рабочие окончательно вышли из периода господства звонкой фразы и что они отдают себе отчет в той ответственности, которая на них падает: они являются классом, сложившимся в партию „борьбы“, в партию, которая считается с „фактами44» [Энгельс, О Брюссельском конгрессе и о положении в Европе (Из письма к Лафаргу), в кн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 2, стр. 144]. Чрезвычайно важным было решение об анархистах, выдвинувшее как необходимое условие допущения на конгресс той или иной делегации признание необходимости политической борьбы. Тем самым вопрос об участии анархистов в конгрессе был решен в отрицательном смысле. Конгресс аннулировал мандат делегата, избранного анархистской организацией. Но, несмотря на фактическое исключение из Интернационала анархистов, они продолжали проникать на конгрессы от профессиональных организаций. Окончательно изгнаны анархисты были на Лондонском конгрессе (1896).
По вопросу о праздновании 1 — го Мая на конгрессе наметились расхождения, к-рые были лишь временно устранены общей резолюцией. Англичане и немцы цредложили перенести международный пролетарский праздник с 1 — го Мая на первое воскресенье мая, снимая так. обр. полностью вопрос о первомайских забастовках. Французы и австрийцы настаивали на сохранении первомайской даты и на проведении в этот день забастовок. Принятая компромиссная резолюция, указывающая, что «этот (первомайский.“-Ред.) праздник должен сопро 732
вождаться прекращением ’ работ, поскольку условия в данной стране не делают это невоз — 1 можным» (Verhandlungen und Beschliisse des Internationalen Arbeiter-Kongresses zu Brussel..., стр. 33), была использована сейчас же после конгресса немцами и отчасти англичанами, чтобы оправдать свое противодействие организации первомайских забастовок.
Энгельс был в основном удовлетворен результатами Брюссельского конгресса. В письме к Зорге от 14/IX 1891 он писал: «Съезд after all — блестящая для нас победа; бруссисты совсем отсутствовали, а сторонники Hyndman’a свою оппозицию спрятали в карман. Но самое лучшее это то, что съезд выпроводил анархистов совсем вон, как это было на гаагском съезде. Новый Интернационал, бесконечно больший и определенно марксистский, начал свою деятельность как раз с того места, на котором старый прекратил свое существование» (Письма... Энгельса, Маркса и др. к Зорге и др., с предисл. Ленина, СПБ, 1907, стр. 413). Вместе с тем Энгельс выступил с резкой критикой оппортунизма, начавшего оформляться в рядах И. 2 — го. Оппортунисты перекрашивались под марксистов, чтобы проникнуть в международную организацию рабочего класса. «Брюссельцы, — писал Энгельс в письме к Зорге от 9 августа 1891, — которые в глубине души своей поссибилисты и насколько было возможно их держались, сразу изменили свою позицию; они хотят сделаться Генеральным Советом нового Интернационала и ухаживают за всех превзошедшими „марксистами44... Боюсь, что господин Hyndman перестанет оффициально считаться нашим врагом и захочет действовать в качестве нашего „друга44.
Это было бы неприятно» (там же, стр. 408).
Опасения Энгельса полностью оправдались не только в отношении указанных политических групп, но и названных им лиц. Превратившись из врага марксизма в «друга», Гайндман стал вскоре действовать как один из руководителей И. 2 — го, а затем как злостный предатель марксизма и рабочего движения.
Энгельс тогда же обращал внимание германской партии на рост открытого оппортунизма, который после отмены «исключительных законов» начал проявляться в самом руководстве германской социал-демократии. В своей статье о проекте новой социал-демократической программы, принятой на Эрфуртском партейтаге (1891), Энгельс, указывая, что она выгодно отличается от Готской программы и «со стороны теоретической... стоит на почве современной науки» (Энгельс, К критике проекта социал-демократической программы 1891 г., вкн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 2, стр. 103), жестоко раскритиковал заключавшиеся в ней элементы оппортунизма.
Эрфуртская программа обходила вопрос о диктатуре пролетариата и даже вообще о республике под тем предлогом, что касаться вопроса о республике в Германии «опасно». По этому поводу Энгельс писал: «Подобная политика может лишь привести в конце концов свою же партию на ложный путь... Это забвение великих, коренных соображений из-за минутных интересов дня, эта погоня за минутными успехами и борьба из-за них без учета дальнейших последствий, это принесение будущего движения в жертву настоящему, — все это, может быть, происходит и из „честных44 мотивов, но это есть оппортунизм и остается оппорту-
