ству с силой страсти и они всячески старались надуть себя, подогревая фразами свои холодные отвлеченности; еще реже жизненная страсть возводима была ими на степень принципа». Анализируя же причины этой раздвоенности, Д. приходил к выводу, что страстная действительность убеждений дается тому, у кого убеждения являются результатом его собственного положения, у кого программа преобразований вытекает не из отвлеченного принципа, а из совокупности тех условий, в к-рых он живет, у кого улучшение собственной участи в самом деле связано объективно с улучшением общих социальных и политических условий. Д. видел, что либералы-помещики только говорят об освобождении крестьян и борьбе с самодержавием. Он видел взрывы борьбы, пусть еще разрозненные тогда, только у самих крестьян.
Реальное сочувствие крестьянской участи он находил только в своем кругу демократов-разночинцев. Все это вместе взятое приводило Добролюбова к пониманию роли масс в революции, в истории.
Раз действовать могут только те, кто заинтересован в результате этого действия, то освобождение народа может быть только делом самого народа. Ни реформы сверху ни образованное либеральное меньшинство не могут принести освобождения народу. Народ, массы могут освободить себя лишь собственными усилиями. Этот важный ряд мыслей отделяет Д. от идеологов народничества, к-рые в соответствии со своим субъективно-идеалистическим методом придавали значение действенного агента в истории лишь образованному меньшинству. — Вместе с пониманием значения роли масс в истории у Д. есть и элементы понимания классового разделения общества, хотя в этом отношении взгляды Д. далеко не имеют такой четкости, как у Чернышевского.
Д. знает, что «прежде феодалы налегали на мещан и на поселян, теперь же мещане освободились и сами стали налегать на поселян, не избавив их и от феодалов», а что «в рабочих классах... глухо готовится новая борьба». Но в «рабочих классах», в «рабочем народе» Д. не различает отдельно пролетариев от крестьян, а, самое главное, разделение общества на отдельные классы отступает у Добролюбова на задний план перед общей противоположностью между трудящимися и дармоедами, между бедными и богатыми.
Утилитарно-индивидуалистический фейербахианский исходный пункт социальных воззрений Д. неизбежно приводил его к историческому идеализму несмотря на материалистический характер его общефилософских воззрений. Д. не понимал законов движения общественного целого, для него общество было механической совокупностью отдельных людей. Поведение отдельного человека Д. объяснял фейербахиански-материалистически — его естественными свойствами как биологической особи и воздействием социальной среды. «Неправильное» поведение человека в социальной жизни объяснялось Д. тем, что воздействие неправильно организованной социальной среды искажало природные положительные качества человека. Чтобы сделать действия людей «справедливыми» и вместе с тем и всю жизнь справедливой, для этого нужно было реформировать среду. По мысли Д., это значило переустроить общественные отношения, опираясь не на их внутреннюю закономерность, а на правильноепредставление о порядках, долженствующих соответствовать человеческой природе. Тем самым Д. в теории общественного развития оказывался идеалистом, ибо вся история ставилась им в зависимость от открытия учения о правильном устройстве-человеческого общежития.
Д. считал, что и социальное несовершенство есть результат не неумолимых законов истории, а «темноты разумения». Совершенно естественно, что преобразование общества на новых началах зависит у Д. в конечном счете от распространения образованности, от правильного взгляда на природу человека и на его потребности.
Всю прошлую историю человечества Д. рисовал как плод заблуждения, как результат искусственных неправильных комбинаций, сложившихся в результате незнания законов человеческой натуры. Социализм рисовался Д. как «естественная общественная организация, приноровленная к удовлетворению,, нормальных4 ‘ потребностей человека».
Д. высказывал желание, чтобы прогресс общественного развития протекал мирно, гармонически, без потрясений, без классовой борьбы. «Последняя цель знания — не борьба, а примирение, не противоположность, а единство».
«Борьба, — полагает Д., — есть ненормальное явление, происходящее от фальшивых отношений, среди которых живет общество». Но Д. еще раньше, чем Чернышевский, практически убедился в неприменимости рецептов мирного развития не только для России того времени, но и для Зап. Европы, и в тактике своей всецело ориентировался на насильственную революционную переделку социально-политических отношений в России. Вся его короткая, но чрезвычайно плодотворная литературная деятельность и была все нарастающим мужественным и энергичным призывом к революции. В полемической статье, направленной против русского либерально-вульгарного экономиста Бабста, Д. писал: «Мы очень желаем, чтобы Европа без всяких жертв и потрясений шла теперь неуклонно и быстро к своему идеальному совершенству; но мы не смеем надеяться, чтобы это совершилось так легко и весело». Революции неизбежны, аргументирует Д., ибо история до сих пор всегда делалась не мыслителями и не всеми людьми сообща, а своекорыстным меньшинством, к-рое добровольно не откажется от своего привилегированного положения.
Даже уступки у господствующих классов могут быть вырваны только силой. Неизбежна революция «рабочих классов» на Западе против «мещанства» (буржуазии) и остатков феодализма. Неизбежен путь революционного развития и для России.
Философские, социальные и политические убеждения Д. нашли свое наиболее полное и яркое отображение в его литературно-критических и публицистических статьях, представляющих собой самую ценную часть оставленного им идейного наследства. Вместе с Чернышевским Д. отдавал предпочтение гоголевскому направлению в русской литературе в противовес пушкинскому; в своих воззрениях . на литературу и искусство Д. исходил из тех же теоретических предпосылок, что и его великий друг. Эстетика Д. была* также эстетикой материалистической. В литературе и искусстве, полагал он, мы имеем дело не с отблеском надмировой красоты, не с воплощением абсолютной идеи в прекрасную форму, а с отображением действительной жизни. Идеалистическое воз-
