жагощий удар предрассудку вульгарной мелкобуржуазной демократии, будто в острейшие моменты классовой борьбы спорные вопросы могут быть решены «мирным голосованием».
Ленин показывает, что защита прав Учредительного собрания была защитой буржуазнопомещичьей контрреволюции, защитой калединцев, подымавших восстание против советов.
Всякая попытка противопоставить советской власти формальные права Учредительного собрания и тем связать руки этой власти означала поддержку контрреволюции. Разгон Учредительного собрания дал повод социал-фашистам во главе с Каутским клеветать на большевистскую партию, изображая дело таким образом, будто наша партия сначала была за Учредительное собрание, рассчитывая получить в нем большинство, а когда этого не случилось, решилась разогнать Учредительное собрание.
Недалеко от этих обвинений ушел и Троцкий, который заявлял, что партии накануне разгона Учредительного собрания было неясно, что делать, если советская система придет в противоречие с началами формальной демократии.
На самом деле Ленин еще в апрельских тезисах отчетливо указал, что большевистская партия считает Советскую республику более высоким типом демократии, чем любую наидемократичнейшую буржуазную республику.
Большевистская партия в период керенщины вела борьбу против оттягивания выборов в Учредительное собрание, ибо эта оттяжка соответствовала интересам капиталистов и помещиков, их желанию повернуть революцию вспять. Наконец партия большевиков участвовала в выборах Учредительного собрания и, находясь у власти, созвала Учредительное собрание, чтобы дать возможность рабочим, крестьянам и солдатам на деле увидеть, что такое Учредительное собрание, и самим убедиться в том, что, выступая против завоеваний Октября, Учредительное собрание является прикрытием буржуазно-помещичьей и генеральской контрреволюции. Тактика большевистской партии в вопросе об Учредительном св4фании является образцом подлинно революционной марксо-ленинской тактики.
Октябрьская революция, по выражению Ленина, перевела слова «диктатура пролетариата» с латыни на все европейские языки. Советы рабочих депутатов приобрели всемирное значение, как форма власти, близкая, понятная и доступная миллионам трудящихся. Вопрос о Д. п. стал непосредственно в порядок дня политической борьбы и занял в ней центральное место (пролетарская революция в Финляндии 1918, германская революция 1918, баварская и венгерская советские республики в 1919, советы в Латвии, Эстонии, Литве). Оппортунисты всех стран развернули ожесточенную борьбу с пролетарской революцией под лозунгом — «за демократию против диктатуры». Летом 1918 Каутский выступил с брошюрой, направленной против Д. п., против большевиков и против Советской республики. Эту брошюру приветствовала вся мировая буржуазия.
На почве борьбы против Д. п. и советской власти произошло объединение социал-шовинистов и центристов, причем именно Каутский вскоре занял наиболее враждебную позицию по отношению к Советскому Союзу, открыто проповедуя вооруженную интервенцию против советской власти. Другая часть вождей Второго Интернационала (в особенности так называемые «левые») отмежевывалась на словах от интервенционистской позиции Каутского, но на деле всячески способствовала подготовке вооруженного нападения на Советский Союз (сюда надо отне 348 сти прежде всего распространение клеветнических басей о «красном империализме»).
В борьбе против марксова учения о Д. п. Каутский выдвинул тезис о том, что политической формой, соответствующей переходному периоду от капитализма к ком* мунизму, является коалиционное правительство социали* стических и буржуазных партий. Он также заявил, что Д. п. — это случайно оброненное Марксом словечко. Учение Маркса о классовом характере всякой демократии было заменено учением о «внеклассовой современной демо* кратии», которая превращает якобы государство из орудия классового насилия в организацию, служащую общим интересам, ицтересам большинства, и т. д. В качестве единственного пути к социализму было провозглашено мирное постепенное завоевание большинства в парламенте на почве легальной борьбы в рамках буржуазной демократий и одновременно завоевание т. н. «хозяйственной демократии», т. е. сращивание профсоюзной бюрократической верхушки с буржуазным государством.
Оппортунизм, переросший во время войны в социал-шовинизм, а после войны в социал-фашизм, уже не довольствуется замалчиванием и извращением марксовой теории государства и Д. п., а противопоставляет ей свою насквозь буржуазную и контрреволюционную теорию.
Каутский выдвигает тезис, что государство в эпоху капитализма теряет характер организации, осуществляющей насилие над эксплоатируемыми («Материалистическое понимание истории», тт. I й II)..
Чтобы обосновать свою теорию, он подверг ревизии учение Маркса и Энгельса о происхождении государства.
Отвергая тезис о том, что государство возникает в результате разложения родового общества, появления частной собственности и эксплоатации, Каутский вернулся к теории Дюринга-Гумпловича, объяснявших возникновение государства из факта завоевания и покорения одного племени другим. По Каутскому, первобытная родовая демократия исчезла не под влиянием внутренних экономических причин, а в результате завоевания и покорения кочевниками-номадами оседлых земледельцев. Все докапиталистические формы эксплоатации и государства, по Каутскому, основаны на военном насилии и подавлении.
В противоположность этому капиталистическая эксплоатация, по мнению Каутского, покоится на чисто экономическом превосходстве крупнокапиталистического производства. Ее главной формой является производство относительной прибавочной стоимости, связанное с развитием производительных сил и общественным прогрессом. Выдвигая одни лишь прогрессивные стороны капиталистической формации по сравнению с рабством и крепостничеством и затушевывая и прикрашивая ее темные и отрицательные стороны, Каутский договаривается до утверждения, что класс капиталистов не нуждается в вооруженной силе для удержания своего господства и что рабочий класс путем использования всеобщего избирательного1 права и демократических свобод (свобода собраний, свобода печати, свобода союзов и т. д.) может поставить «современное демократическое государство» себе на службу.
Вся эта «теория» Каутского от начала до конца находится в противоречии с историческими фактами и представляет собой лицемерную апологию капитализма. Важнейшей основой этой теории является отрицание империализма, как последней стадии капитализма, и признание возможности и даже неизбежности ультраимпериализма (см. Империализм).
Каутский, Гильфердинг и др. изображали империализм не как неизбежное следствие развития капитализма, не как его закономерный этап, но как плохую политику, к-рой придерживаются отдельные группы капиталистов; отсюда ими делался вывод, что эта политика может быть изменена, что капитализм может преодолеть конфликты и противоречия, отказаться от вооруженной борьбы конкурирующих капиталистических государств и образовать сверхъимпериалистический международный трест путем организации капиталистической эксплоатации в мировом масштабе. На этой стадии ультраимпериализма должны, по мнению оппортунистов, прекратиться войны и создаться возможность разоружения. Уничтожающая критика этой насквозь лживой теории была дана Лениным в 1915 в его работе «Империализм как последний этап капитализма».
Другой разновидностью социал-шовинистических теорий является концепция Кунова, к-рый призывал вернуться к лассалевскому и гегелевскому надклассовому пониманию государства; Кунов критикует Маркса за его «вражду к государству» и восхваляет «государство вообще», т. е. на деле буржуазное империалистическое государство, как «великую форму существования народов», как «фактор развития культуры и мощи человеческой истории». Еще дальше Кунова идет другой с. — д. теоретик Марке, который заявляет, что «государство должно быть причислено к формальным и поэтому неизменяющимся элементам каждой культуры; оно в этом смысле — вечная категория или-, лучше, оно представляет вне врс~
