нии этих фигур в сознании путем многократно повторной практической деятельности в следующих словах: «Для Гегеля действо ванне, практика есть логическое „заключение“, фигура логики. И это правда! Конечно, не в том (гегелевском.: — Автор) смысле, что фигура логики инобытием своим имеет практику человека (=абсолютный идеализм), а vice versa (наоборот. — Автор) практика, человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики. Фигуры эти имеют прочность предрассудка, аксиоматический характер именно (и только) в силу этого миллиардного повторения» (там же, стр. 207).
Особенно ценным в гегелевском учении о заключении является подчеркивание связи и переходов различных форм заключений друг в друга, движение их от более поверхностных к более глубоким. Однако, подчеркивая это ценное зерно гегелевской диалектики, Ленин снова утверждает, что Гегель не доказал, а лишь угадал в движении логических форм и законов движение объективного мира. Лишь материалистическая диалектика дает научную критику общепринятых, стихийно сложившихся форм умозаключения, вскрывает их истинный смысл и значение в научном познании, неизбежную ограниченность их применения, а вместе с тем последовательно борется против превращения каждой отдельной формы вывода в абсолют.
Материалистическая диалектика переносит центр тяжести в учении об умозаключениях на содержание, в противоположность свойственной не только формальной логике, но и гегелевской диалектике, переоценке их формы. Несомненно материалистическая диалектика считает высшей формой вывода тот вывод, к-рый покоится на существенно необходимых посылках. Следовательно умозаключение необходимости, вывод из субстанциональной природы вещи являются более высокой формой, чем вывод на основе внешних связей и отношений. Однако, во-первых, основой вывода из общего, из внутренней необходимости вещи и закона ее движения, из общей природы всегда в материалистической диалектике является заключение, основанное на движении от единичного к общему, ибо «все формы умозаключения, начинающие с единичного, экспериментальны и основываются на опыте» (Энгельс, Диалектика природы, в кн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 497).
Если из общих закономерностей явления пытаются непосредственно вывести его конкретные черты, конкретные особенности, то по своей форме этот вывод является чисто идеалистическим и ведет на практике к различного рода искривлениям и ошибкам. Так напр., Ленин жестоко критиковал Плеханова, к-рый, исходя из общей буржуазной природы происходившего в России в конце 19 и в начале 20 вв. переворота, делал заключения о характерных чертах этого переворота и на таких «выводах» строил тактику. Известно, что «выводы» меньшевизма вели к фактическому признанию гегемонии буржуазии в российской революции и к превращению пролетариата в безвольный и бессильный хвост реакционной буржуазии. Столь же абстрактными, безжизненными были «выводы» и Розы Люксембург, Парвуса и Троцкого о перманентной революции. Наоборот, ленинские выводы о гегемонии пролетариата в революции, о необходимости его руководства крестьян 220
ством покоились не просто на основе общегопризнания буржуазного характера российской революции, но на основе глубокого конкретного анализа всего общественного развития во* второй половине 19 в., детального конкретного фактического изучения экономического движения и классовых взаимоотношений в России.
Из такого анализа, из такого «опосредования» Ленин (большевизм) сделал выводы (противэсеров, против меньшевизма и Троцкого в том числе) о непосредственно буржуазно-демократическом характере революции 1905 и о гегемонии пролетариата в революции, о революционности крестьянства, о реакционности буржуазии и о возможности и необходимости перерастания буржуазно-демократической революции в пролетарскую.
Конечно такой анализ, такое исследование" отнюдь не является просто «эмпирическим».
Это — материалистическо-диалектический анализ, он вовлекает в свою орбиту максимум конкретных фактов и отношений не как простую сумму, совокупность, перечисление, а находит, устанавливает, открывает в этой массе конкретностей закон их движения, их общую линию, их общие, наиболее глубокие связи. Следовательно и выводи, к-рые неизбежно следовали из такого анализа, были выводами не просто из какой-то метафизической «субстанциональной определенности» общественного развития в России второй половины 19 в., а из такой «общей природы» этого общественного движения, к-рая была показана во всей ее конкретности, во всем богатстве ее эмпирических проявлений.
Наоборот, меньшевистское (плехановское в том числе) понимание «общей природы» революции 1905 было результатом, с одной стороны, чиста абстрактных соображений о том, что на смену крепостничества вообще должен притти капитализм, а, с другой стороны, — результатом ползуче-эмпирического удовлетворения поверхностью явлений, результатом ослепленности «революционной» шумихой, которую подняли «освобожденцы» — струвисты, игнорированием подспудных революционных сил пролетариата и крестьянства. Следовательно идеалистическая «дедукция» выводов меньшевизма прекрасно уживалась у них с ползуче-эмпирическими соображениями и поверхностными аналогиями.
В нашем учении, об умозаключениях особенно ярко обнаруживаются основные две черты материалистической диалектики. С одной стороны, логика и теория познания марксизма не останавливаются на понимании только данного, только настоящего, только непосредственно действительного. В суждениях и выводах марксизма отражаются движение реальной действительности, законы этого движения и связь этих законов. Но само это движение не ограничивается только наличным, только настоящим, оно неизбежно включает в себя так или иначе будущее. С этой точки зрения учение материалистической диалектики о выводе есть учение о тех основных тенденциях, которые неизбежно зреют в настоящем, к-рые с необходимостью разовьются в дальнейшем движении. Следовательно умозаключение должно дать не только доказательство данной связи явлений, но и указание дальнейшего пути реального движения. Вывод есть не только итог предыдущего, но и предвидение последующего.
Никакая другая теория познания кроме Д. м. не может дать подлинно научного предвидения явлений, особенно явлений сложного,
