ждения по этому предмету далеко не свободны от противоречий. Уже при жизни Декарт имел решительного противника в лице английского философа Генри Мура (Moor). В переписке с Декартом, с другими учеными, в своих бсоственных сочинениях он приводит многочисленные примеры, в к-рых, по его мнению, невозможно говорить об эквит валентности относительных Д. Вот один из таких примеров: «Если я сижу спокойно, а кто-либо отбежит от меня на тысячу шагов, так что он краснеет от усталости, то ведь не я же пришел в движение». В этих рассуждениях имеется коренная ошибка. Источником энергии является конечно отбежавший человек; но затратил ли он свою энергию на то, чтобы оттолкнуть себя от того места земли, где находится зритель, или на то, чтобы оттолкнуть от себя землю вместе с сидящим на ней зрителем — это вопрос, к-рого все такого рода рассуждения не касаются.
Если рабочий краснеет от утомления, вытаскивая из шахты на блоке корзину со спокойно сидящим в ней пассажиром, то сторонники Мура ведь все-таки будут считать, что движется корзина, а не рабочий.
Вопрос о среде референции приобрел особую остроту, когда Ньютон провозгласил свои знаменитые принципы механики. Первый из этих принципов — закон инерции — гласит, что материальное тело совершает прямолинейное и равномерное Д., если на него не действует никакая сила. Но какова же среда, относительно к-рой это прямолинейное и равномерное Д. совершается? Если этой среды, этой системы референции не указать, закон теряет всякое содержание.
Ньютон это хорошо понимал и в своих «Principia» дал определенный ответ на этот вопрос. Среда, относительно, которой действует закон инерции, — исключительная, особенная среда, являющаяся преимущественной системой референции, — есть пространство. Движение относительно пространства есть абсолютное Д., всякое другое — относительное; зная абсолютные Д. двух тел, можно рассчитать их относительное Д. друг относительно друга. Эта точка зрения изложена Ньютоном в вводной главе к «Principia», но он возвращается' к ней й в последующих сроих сочинениях, особенно обстоятельно в «Оптике». Концепция Ньютона очень проста и на первый взгляд разрешает все сомнения; она представляет собой уточнение взглядов Мура. Основной дефект ее заключается в том, что все построение лишено материальной базы. Пространство не есть объект, который можно реально, а не формально, принять за среду референции. Мы не имеем никакой возможности указать место, которое тело занимает в пространстве; мы можем ориентировать тело, только• определяя его положение относительно другого материального тела. В пространство конкретно нельзя вложить координатных осей, их можно поместить только в материальное тело. Закон инерции относительно пространства не поддается никакой опытной проверке, для этого нет никаких средств. Замечательно, что Ньютон, далеко идущий эмпиризм которого так резко отметил Энгельс, именно в этомосновном пункте своего учения отказывается от всякого эмпирического подхода.
Естественно, что Ньютон имел решительных противников уже при жизни; самым выдающимся из них был Гюйгенс. Правда, в течение своей жизни Гюйгенс много колебался в своих взглядах на сущность Д., но к концу жизни совершенно твердо стал на точку зрения безусловного релятивизма. Было предложено не мало и компромиссных решений; к числу их относятся взгляды Лейбница, к-рый примкнул к неоднократно высказывавшейся до него (одно время ее поддерживал и Ньютон) точке зрения, по к-рой переносное Д. относительно, а вращательное Д. абсолютно: центробежные силы (см.) отличают по этому воззрению вращающееся тело от среды референции. Но эти силы тесно связаны с инерцией; установить среду, относительно к-рой действуют центробежные силы, значит установить среду инерции. С другой стороны, если тело А совершает относительно среды В вращательное Д., то всегда можно вообразить среду С, относительно которой тело А совершает переносное движение.
Успех механики Ньютона отодвинул эти вопросы на задний план. Лагранж, построивший на основе идей Ньютона современную аналитическую механику, этих вопросов вовсе не касается. Лаплас, применивший их к построению небесной механики, ограничивается незначительными замечаниями, и только Эйлер останавливается на вопросе подробно. Центр тяжести рассуждений Эйлера заключается в попытках доказать закон инерции, основываясь на законе причинности. Эти элементарные рассуждения заключаются в том, что для изменения величины и направления скорости нужна причина, и сила является этой причиной; закон инерции представляет собою, по мнению Эйлера, Только частное применение закона достаточного основания. Но какова же та среда, относительно к-рой тело должно сохранять свою скорость? И как можно чисто логически обосновать, что существует единая среда, относительно к-рой это выполняется? Эти попытки заменить глубокий физический факт метафизической логикой, осужденные и физиками и философами, к сожалению и по наст, время проникают в учебные книги.
Специально относительно среды инерции Эйлер по существу остается при воззрениях Ньютона, даже тверже их подчеркивает.
Авторитет Эйлера укрепил взгляды Ньютона для тех, кто на них останавливался, большинство же проходило мимо них. «Слишком мало, -? — писал Гаусс Мёбиусу в 1837, — останавливаются на вопросах об отличии абсолютных и относительных пространств».
Но сам Гаусс не был склонен высказывать публично суждения, глубоко расходящиеся с установившимися воззрениями; по собственному выражению, он слишком боялся «крика беотийцев». В 1851 Фуко произвел свой знаменитый опыт с маятником, подвешенным к своду Пантеона. Отклонение плоскости качания маятника интерпретировалось как ставшее доступным созерцанию абсолютное вращение земли. Казалось спору не могло быть больше места. В 1869 К. Ней-
