отбора в эволюционном процессе, ламаркизм неизбежно вынуждается стать на телеологическую точку зрения в объяснении процессов эволюции. И здесь грани между механои психоламаркизмом (см. Ламаркизм) — совершенно стираются. И в самом деле, если допустить, что целесообразные приспособления организма возникли не в результате естественного отбора, а как непосредственная реакция организма на внешние воздействия, то этим самым мы утверждаем, что организм есть система, реагирующая на внешние влияния так, как ему выгоднее всего в этих условиях реагировать. А это означает не что иное, как утверждение имманентной или, по Бергу, изначальной целесообразности живого^ С этой точки зрения целесообразность перестает быть проблемой эволюции, а трактуется как проблема жизни вообще, как основное неотделимое свойство живого. Целесообразность из проблемы отношения (организмов к среде, органов между собою) превращается здесь, как у психоламаркистов и виталистов, в проблему живого вообще, без всякого отношения живого к окружающим условиям. В этом отношении витализм и ламаркизм говорят на одном языке. С этой точки зрения остаются совершенно необъяснимыми все нецелесообразные и даже целепротивные образования, очень часто встречающиеся у живых организмов. Откуда могут появиться такие нецелесообразные или вредные для организма образования, если основное свойство организма — всегда реагировать целесообразно? Дарвиновское объяснение органической целесообразности при помощи естественного отбора нанесло сокрушительный удар всяким вольным или невольным телеологическим построениям в биологии. Развитие не осуществляет никаких предустановленных целей и не определяется никакими целесообразными побуждениями самих организмов. О целесообразности того или иного органа мы судим только в связи с определенными конкретными условиями существования. Если бы развитие условий существования органического мира шло другим путем, то современные формы животного и растительного мира были бы другие и их «определяли» бы иные «цели».
Однако Д. бьет и дальше этого. Сведение органической целесообразности к внутренним хим. — физ. процессам из тех соображений, что изучаемое целесообразное приспособление есть только внешнее выражение его внутренней физ. — хим. структуры, является такой же попыткой превратить проблему целесообразности из проблемы отношения в проблему сущности живого. Физ. хим. процессы могут объяснить нам структуру или реакцию организма, но совершенно не являются ответом на вопрос, целесообразна ли в данных конкретных условиях для организма его структура или та или иная его реакция. Мы превосходно можем знать строение какого-нибудь органа, но ничего не знать об отношениях этого органа к организму в целом, к окружающей среде.
Мы могли бы наприм. хорошо знать анатомическое и даже гистологическое строение аппендикса, но для нас могла остаться неиз 446
вестной его роль в общей системе человеческого организма. Вскрывая физ . — хим. процессы изучаемого органического явления, мы решаем чрезвычайно важную задачу биологии, но не ту, к-рую мы себе поставили: мы этим углубляем наще познание структуры явления, но не решаем проблемы целесообразности. Единственное правильное рациональное объяснение органической целесообразности дает дарвиновский принцип естественного отбора. В этом объяснении одно из основных достоинств Д'., что подчеркивает и К. Маркс в своем письме Ф. Лассалю от 16 янв. 1861: «Здесь не только нанесен смертельный „удар телеологии" в естественных науках, но и эмпирически выяснено ее (целесообразности) разумное значение».
Проблема случайности. С проблемой целесообразности тесно связана проблема случайности. Поскольку для витализма и ламаркизма органическая целесообразность представляется моментом сущности живого, она неизбежно должна рассматриваться ими как абсолютная необходимость. Дарвиновской «теории случайностей» противопоставляются самые разнообразные «теории закономерностей». Такое противопоставление проистекает из понимания случайности как субъективной категории: в природе мол ничто не случайно, все здесь происходит с железной необходимостью. Некоторые явления кажутся нам случайными потому, что нам неизвестны их причины. Одно и то же событие может одному показаться случайностью, поскольку причины этого явления будут от него скрытыми, а другому — необходимостью, поскольку эти причины будут ему известны.
Т. о. случайность не относится к объективным явлениям, а связана с рассуждающим субъектом и зависит от степени ориентировки этого субъекта в явлении. Другими словами, случайность есть субъективная, а не объективная категория.
В противоположность этой точке зрения марксизм утверждает, что нельзя проводить резкой грани между случайностью и необходимостью. Случайность не только не исключает необходимости, но всегда связана с ней. Беспричинные случайности не существуют. Но наше знание или незнание этих причин не может объяснить объективного характера случайности. Случайностью мы называем тацую внешнюю по отношению к данному явлению причину, к-рая не связана с внутренним закономерным развитием этого явления, к-рая не вытекает из него с необходимостью. Так, из внутренней закономерности семени гороха вытекает с необходимостью, что из этого семени, если оно попадает в благоприятную почву, разовьется горох, но из нее совершенно не вытекает, что этот горох обязательно должен-попасть в данную почву, а не в другую, что лето, когда горох этот будет развиваться, будет не сухое, что горох этот обязательно должен созреть в этот день, а не на день раньше или позже.
Горох мог бы совсем и не созреть, если напр. он был бы сорван раньше времени.
Все эти явления случайны потому, что они не вытекают из внутренних закономерностей развития гороха; они необязательны, при известных условиях они могут быть,
