ГРУЗИНСКИЙ язык
культовая.
Если в предшествовавшую эпоху иберская общественность, а с нею и звуковая речь развивались в увязке с внешними мировыми социально-экономии, факторами: иранским и греческим, непосредственно с двумя христианскими течениями, сирийским и греческим, то появление картской общественности связано с переворотом, произведенным арабской культурой, причем участие этого внешнего фактора сводилось к ломке старой системы хозяйства. Внутри же классовый Г. я., уже картский, своим оформлением обязан христианизации Грузии. Его развитие протекает долго на литературном фоне христианской идеологии. Борьба христианской церкви с феодализмом в Грузии закончилась ее феодализацией и классовой национализацией. В языке эти противоречия борьбы разрешились выделением из древнелитературного языка феодально-христианского.
Возникли две классовые литературы, феодальная и христианская, выработалось рядом с христианским письмом церковным, по-грузински «хуцур», т. е. священническим, другое феодальное, по-грузински «мхедрул», т. е. всадническое, рыцарское, по технической природе наименования груз, феодальной знати m-qed-ar, к-рое в своей основе qed восходит к термину вапской клинописи qaldin, означавшему по нормам яфетической палеонтологии и «лошадь» и «солнце» и resp.
«дитя неба». Эти картские дети неба или солнца, они же уже социальный военный класс рыцарей-мХедаров, вносят с собой в литературу и ее язык традиции лишь в язычестве устно процветавшего эпоса. Возникает средневековая литература, в к-рой впервые письменно выступает и оформляется народный язык. Это — язык, создаваемый прозаиками переводчиками и поэтами, предшественниками гениального Шоты из Рустава. Смена великодержавных культур — византийской, турецкой и новоперсидской — завершается расширением мирового рынка благодаря завоеваниям монголов, дающим в Грузии толчок к новому взрыву национально строившейся феодально-церковной общественности и к нарождению мирового, вне религиозных пут, и в этом смысле антинационального для своего времени международного мышления, блестящим выразителем которого является Шота из Рустава с его «Витязем в барсовой шкуре». Шота — глашатай братства народов, собственно их рыцарских слоев, не на христианских началах, а в свободной от церковности иранско — мусульманской трактовке, имеющей'до-мусульманские корни, как в пехлевийских повестях, культивировавшихся и раньше в груз, письменности, так и в фольклоре и эпосе родного яфетического мира. Но творческие силы самого сдвига, это выдвижение новых социальных слоев в борьбе местных краевых культур с великодержавными, объединение различных национальных образований Кавказа — абхазов, сев. горцев, армян и курдов, независимо от вероисповедания, в одном хозяйственном строительстве, носящем лишь кличку национальную, на этот раз грузинскую. И с этой сменой социально-экономических факторов, в сопутствии продвиже 612
ния народного языка в литературу, намечается освежающая сокровищница народной речи — месхский язык.
Этот средневековый язык, живая речь царского двора и великих вельмож, по разложении с появлением монголов древнего социального строя, был возрожден с началом новой жизни Грузии, уже по вовлечении ее в круг надвигающегося европейского хозяйственно-культурного строительства, охватившего с Передней Азией и Кавказ кольцом миссионерских и торговых организаций. Русский капитализм опередил другие государства в своих успехах на Кавказе.
Царская Россия идеологически опиралась в борьбе с замиравшими мусульманскими державами на противопоставление им угнетенных христианских народностей Кавказа.
В роли освободительницы христианских народов Россия на первых порах поддерживала национальное возрождение этих народов, которое по мере своего развития вызывало то замаскированные то открытые преследования, встречая сочувственный отклик исключительно в либеральных и демократических течениях рус. общественности на всех этапах ее роста вплоть до Октябрьской революции.
Новый общегрузинский язык, он же государственный язык республики, язык новой и новейшей литературы, пережил ряд перемен в зависимости от демократизации грузинского об-ва, к-рое по мере втягивания придворной знати в орбиту культурно-речевого влияния, сначала персидского, местами турецкого, впоследствии . русского, т. е. по мере разложения ее классового языка, все. более и более вовлекало в свои ряды последовательно сначала крупных дворян и служилых людей, затем мелкое дворянство, разночинцев и низовые слои населения. В то же время Грузия полна живых т: н. говоров, реже наречий, к-рые являются пережитками самостоятельных языков, как-то: карталинский (qarSul), какский (ках-ет+ин-ский), верхне — и нижнеимерский, гурийский, рачинский, месхский (пережиточно в пределах Ахалцыхского и Ахалкалакского уездов, а также по классовой экспансии клином вторгшийся в район мегрело-чанскойсоциальн. группировки и здесь прослеживаемый лишь как слой в скрещенном гурийском говоре) да наречия хевсурское и др. Это не природные девственные по чистоте разновидности Г. я., связанные своим происхождением с занимаемыми ими областями, а отложения некогда классовораспространявшихся языков, стабилизовавшихся в путях скрещения в пределах их оседания.
Карталинская речь, по-грузински картлул (qar^lul), ныне стабилизовавшаяся' как местный говор Карталинии, по-груз. Картлии (Qar-SI), области в бассейне Куры с ее притоками Арагвой, Храмом и др., отнюдь не указывает своим названием на территориальное возникновение данной диалектической разновидности, являясь классовой речью определенной социально-производственной-группировки qar-S’oB-qald’oB, которая по мере перехода господства к другой группировке скрещивалась с ней, что вело
