системе этих языков с приемом аффиксации.
В рус. языке флексия основ всегда соединена с др. приемами формообразования — с изменением аффиксов и ударения (ср.: село — сёла, окно — окна, плакать — пл&чу, купец — купечество). О том, что эти чередования звуков ощущаются все же в системе языка как приемы формообразования, свидетельствуют такие факты как новообразования: «пальтб — пбльта», «спец — отечество» и т. п.
Прием удвоения слова или части слова распространен преимущественно в качестве метода выражения таких специфических грамматических значений, как повторяемость, привычное действие, множественность, увеличительность и т. п. Ср. древнеиндийские образования типа «dine-dine» (со значением «изо дня в день»), тюркские образования типа «баран-маран» (со значением: «баран, овца и т. п.»). Однако этот прием встречается и для выражения др. грамматических значений, напр. образование индоевропейского перфекта (греч. Idloipa), образование глаголов в готтентотском («khoe-b» — «готтентот, человек» «khoe-khoe» — «говорить поготтентотски») и т. п.
Весьма многообразны явления интонации (см.), применяемые как для выражения синтаксических отношений, так и для образования основ (ср. английское «to extract» и «ап extract», где разница в ударении). В рус. языке примером грамматикализации ударения может служить соотношение: «руки — руки, ноги — ноги». — Следует отметить, что в грамматических теориях 19 в. не всегда учитывались такие формы грамматического выражения, как явления порядка слов и интонации.
Отсюда — возможность таких наприм. определений грамматической формы, как явно недостаточное определение, довольно популярное у нас: «форма слова есть способность слова распадаться на части». — В свою очередь частичные значения, выделяемые в едином значении целого высказывания в результате грамматич. анализа, могут быть классифицированы по следующей например схеме, предложенной Сепиром: я Я га И
О вй
«ай ОГ О щ
ез Г?
яw н га °як
ч§§ ss“ ft и яа
1) 3 иачения «корневые» (конкретные) — предметов, действий, признаков, — не включающие никаких моментов отнесенности.
2) Значения словопроизводные, менее конкретные, чем значения «корневые», но более конкретные, чем «релятивные» значения 3 — го и 4 — го типа; отличаются от значений «корневых» тем, что они не имеют отношения к структуре высказывания как целого; специфическая связь их со значениями 1 — го типа дана в привнесении ими дополнительных модификаций «корневых» значений.
3) Значения конкретно-релятивные, более абстрактные, чем значения 2 — гб типа, но все же не вполне лишенные конкретности; основное отличие их от значений 2 — го типа в том, что они указывают или предполагают отношения, выходящие за пределы того слова, «корневое» значение к-рого они непосредственно модифицируют, приводя т. о. к значениям 4 — го типа.
4) Значения чисто релят ив н ы е, совершенно абстрактные, указывающие взаимоотношения конкретных элементов высказывания и определяющие т. о. его синтаксическую форму.
Своеобразие системы каждого языка ярко выступает при сопоставлении не одних только значений, но и способов их выражения.
Характерно напр. что одно и то же значе 7. 64
ние (субъекта) выражается в рус. языке формой падежа, тогда как английский довольствуется одной лишь последовательностью слов. Далее надо отметить, что один формальный элемент может выражать одновременно несколько значений и обратно.
Отсюда — большие трудности в разрешении проблемы классификации грамматических значений и малая удовлетворительность существующих попыток классификации (кроме приведенной выше классификации Сепира, можно указать еще на классификации Нореена, Габеленца, Иесперсена и др.).
Следует еще указать, что проблема классификации грамматических значений обычно усложняется наличием в языке грамматического выражения смысловых различий, несущественных с точки зрения логики, но зато теснейшим образом связанных с социальной оценкой соответствующих явлений и фактов, часто отражающей благодаря традиционному характеру лингвистического знака (см. Язык) глубоко архаичные формы общественного быта и психологии (Марр). — Сюда относятся не только такие поздние явления, как дифференциация спряжения на формы почтительного, безразличного и пренебрежительного обращения (достаточно напомнить, что нем. язык прусского абсолютизма знал 4 формы второго лица: Sie, Ihr, Du, Er), как существование уничижительных, ласкательных и т. п. форм словообразования, но и такие архаические черты языковой структуры, как деление имен на классы или роды, ясно отражающее социальную неравноценность называемого, хотя и получающее в дальнейшем развитии языка грамматическое значение (Маутнер).
Действительно, многие из грамматических форм, представляющиеся нам выражением чисто логических отношений, в палеонтологическом анализе раскрываются как выражение «дологического» мышления и лежащих в его основе первобытных форм общественности. Так, по мнению В. Шмидта, «богатство форм числа для личных местоимений и имен объясняется слабым развитием системы счисления, бессистемным счетом и счетом парами». По мнению академика Марра, выделение (или точнее противоставление) единственного числа множественному, развитие притяжательных и личных местоимений отражают определенные стадии развития примитивного общества, противоставление индивида коллективу, появление собственности. Подробнее о происхождении и развитии грамматическ. значений см. Язык.
Одновременная классификация по обоим признакам [т. е. собственно грамматическая классификация, поскольку в действительном опыте элементы звучания неотделимы от элементов значения (ср. удачный термин «звукозначение», вводимый Пешковским) и выделение тех и других происходит лишь благодаря их взаимной соотнесенности] поведет к выделению: 1) элементов звучания, являющихся носителями «корневых» значений («основных принадлежностей» по терминологии Фортунатова); 2) элементов звучания, являющихся носителями «словопроизводных»; 3) «конкретно-релятивных» и 4) «релятивных» значений («формаль-
