кивало от себя Г. Если «Критика чистого разума» не нашла откликау Г., то совсем иное впечатление произвела на него «Критика силы суждения». Теория познания Канта помогла Г. отшлифовать, уточнить свои научные методы, оформила многие моменты его собственной теории познания, научила его критике собственного научного мышления.
Особенно ценными оказались для Гёте учения Канта о первичной полярности явлений — великой движущей силе, оживляющей и проникающей собой все многообразие природы, — ио внутренней целесообразности органической природы, проявляющейся в организмах объективно как целесообразное взаимоотношение между целым и его частями. Так же как и у Канта, Г. воспринимал и из других философских систем то, что хорошо сочеталось с его основным мировоззрением — спинозизмом. Так, с Шеллингом его сближала монистическая идея всеприсутствия жизни в природе, с Гегелем — интерес к действительности, к объективному.
Все эти идеи, широко и блестяще излагавшиеся Г. как в его художественных, так и в естественно-научных произведениях, оказали несомненно плодотворное влияние на естествознание 19 в. Особое значение имели в этом отношении многие рабочие принципы и методы Гёте, целиком вытекавшие из его общих философских взглядов. Г. считал, что «пробным камнем для всякой теории остается практика». В силу этого всякая теория, всякая естественно-научная идея только тогда может быть плодотворной, если она согласуется с практикой и может практически воздействовать. «Чем больше умеют использовать опыт, тем больше убеждаются в том, что неисследимое не приносит практической пользы». «Только посредством повышенной практики должны бы науки воздействовать на внешний мир». «Техника мало-по-малу поднимает человечество над самим собой и подготовляет для высшего разума, для чистейшей воли чрезвычайно приспособленные органы». Отсюда прямой призыв от чистого теоретизирования к деятельности. «Теория и опыт (феномен) противостоят друг другу в постоянном конфликте. Всякое соединение их в рефлексии является иллюзией, соединить их может только деятельность», только практика. На высших ступенях созерцания и опыта эта деятельность заключается в сравнении, в «созерцании различного как тожественного». И потому, «когда дано какое-либо явление природы, в особенности — значительное и бросающееся в глаза, не нужно останавливаться на нем, прикрепляться, прилепляться к нему, не нужно рассматривать его изолированно, а нужно осмотреться во всей природе и поискать, где проявляется нечто сходное, родственное. Ибо только из сопоставления родственного возникает малопо-малу нек-рая цельность, к-рая сама себя толкует и не нуждается в дальнейшем объяснении». Этот принцип главнейшим образом и положил Гёте в основу своих естественно исторических исследований, прежде всего по морфологии животных и растений (самый термин «морфология» принадлежит Г.). Основной работой Г. по сравнительной анатомии является его «Опыт из сравнительнойостеологии», написанный в 1784. В этом году Г. (почти одновременно с Ф. Вик д’Азиром) открывает межчелюстную кость в черепе человека. Хотя это открытие уже впервой пололовине 17 в. было сделано голландцем Ван ден Спикелем, оно оставалось незамеченным, и большинство анатомов в эпоху Гёте были твердо убеждены в том, что у человека эта кость отсутствует. Выдающийся анатом того времени Кампер утверждал на основании этого, что между человеком и человекообразными обезьянами (оранг-утаном) существует резкое различие. Для Г. такая точка зрения была неприемлема. Он считал, что как в животном, так' и в растительном мире существует единый «биологический тип» и что отдельные виды животных и растений представляют собой различные видоизменения этого типа. Раз у всех исследованных им позвоночных животных существует межчелюстная кость, к к-рой прекрепляются резцы, то нет никаких оснований думать, что у человека дело обстоит иначе. И, действительно, внимательно сравнивая верхнюю челюсть различных животных с челюстью человека, Г. сумел показать, что у человека межчелюстная кость во взрослом состоянии становится совершенно незаметной благодаря полному исчезновению швов, отделяющих ее от соседних костей. Т. о., Г. не натурфилософским путем, а путем опыта, совершенно осязательно доказал на этом частном примере правильность своей идеи о «непрерывности остеологического типа» позвоночных животных. Это была большая победа, но мир академических ученых остался глух к доказательствам Г. Он не мог опубликовать свою работу и сделал это значительно позднее, почти к концу своей жизни. -’Поиски новых доказательств непрерывности остеологического типа привели Г. к т. наз. позвоночной теории черепа. Эта теория была уже значительно слабее обоснована и имела довольно резко выраженный натурфилософский характер (десятью годами ранее она была выдвинута знаменитым натурфилософом Океном), однако продержалась довольно долго, гл. обр. благодаря авторитету англ. анатома Оуена, углубившего и подробно разработавшего ее (см. подробнее Гексли).
Тот же метод сравнительного изучения Г. применил и в ботанике. В 1790 он опубликовывает свой «Опыт объяснения метаморфозы растений», — работа, в которой Г. также шмел своих предшественников (Каспар Фридрих Вольф). Основная идея этого сочинения заключалась в том, что у цветковых растений все органы, расположенные на стебле (листья, лепестки венчика, тычинки, пестик), представляют собой видоизменения одного типичного органа, к-рый Г. назвал «листом».
Эта теория, сохранившая свое значение и до наст, времени, особо глубокого влияния на развитие ботаники не оказала. — Долгое время Г. рассматривали как одного из первых эволюционистов, как предшественника Дарвина. Эта точка зрения была высказана Геккелем. Вряд ли, однако, в сочинениях Гёте по морфологии можно усмотреть более или менее четкое выражение эволюционной идеи.
Его представления о «непрерывности типа», об «идеальном типе» (напр., его «Urpflanze» —
