редкими владениями, и т. д. Сбыт одних только англ. товаров через ганзейские города определялся в начале 19 века ежегодно в 10 млн. фунт, стерл., из коих 4/б приходилось на Гамбург. Знаменитый Гамбургский банк был в те времена центром платежного оборота между всеми почти странами Европы. Совершенно естественно, что Наполеон стремился нанести удар Англии уничтожением ганзейской торговли. И именно в Гамбурге континентальная блокада проводилась с исключительной настойчивостью. Особой последовательностью в осуществлении блокады отличался наполеоновский маршал Даву. Когда население Гамбурга, занятого в начале 1813 русскими войсками, затем на короткое время вновь оказалось под пятой Даву, он, по приказу Наполеона, жестоко отомстил «вольным» городам за проявленную ими нелойяльность. На Гамбург и Любек наложена была контрибуция в 50 млн. франков; имущества крупных купцов подверглись конфискации; металлический запас Гамбургского банка стал достоянием французов. Несмотря, однако, на крайнюю степень разорения, ганзейским городам удалось сравнительно быстро оправиться после падения Наполеона; здесь сильно сказалось их географическое положение и старые торговые связи. Новому подъему ганзейских городов, протекавшему с особой интенсивностью в 1820 — х годах, содействовала, как и прежде, торговля с Англией, к-рая, в свою очередь, старалась наверстать упущенное в период войны и блокады. Роль Гамбурга как проводника англ. товаров и, кстати сказать, англ. торговых обычаев возросла настолько сильно, что многие герм. промышленники рассматривали его как британский форпост, поставивший себе задачей уничтожить индустрию немецких стран. Показателем оживления гамбургской торговли могут служить данные о размерах судоходства: в 1826 в Гамбург прибыло 1.946 судов, в том числе — 812 из Англии, 70 из Вест-Индии, 8 из Юж.
Америки и 9 из Ост-Индии.
После проведения описанных выше аграрных реформ, оставалось еще крупнейшее препятствие для развития капиталистической промышленности — крайняя территориальная раздробленность Г.
Самое слово Г. имело настолько неопределенный смысл, что наполеоновские чиновники стремились изгнать его из употребления: они говорили о Баварии, о Саксонии, о Вестфалии, о Вюртемберге; Рейнский союз, Пруссия и ганзейские города не включались ими даже в географический комплекс, носивший по традиции название Г. Правда, в связи с Наполеоновскими войнами, число германских государств сократилось с 300 до 38, но это отнюдь не означало, что каждое из них имело единый внутренний рынок.
Наряду с госуд. границами, существовали таможенные перегородки между отдельными провинциями и областями, из к-рых каждая издавала запрещения ввоза и вывоза и взимала свои «акцизы». Сеть таможенных границ, осложненная к тому же государственной чересполосицей, была настолько густа, что шлагбаумов на немецких дорогах, по выражению Зомбарта, насчитывалось столькоже, сколько теперь телеграфных столбов.
Первый шаг в деле устранения этой раздробленности был сделан Пруссией, к-рая в 1818 уничтожила всякие местные тарифы (а их насчитывалось только в одних старых частях Пруссии до 67), лишила свои провинции права ограничивать торговлю между собою и установила единую таможенную границу. Что касается размеров таможенных пошлин, то им был придан весьма умеренный характер: за промышленные изделия взималось около 10% их стоимости, для колониальных товаров и вин ставка достигала 20—30%; рожь, ячмень и гречиха могли быть ввозимы в зап. провинции Пруссии беспошлинно, для других же районов ставки были совершенно ничтожны (лишь под влиянием аграрного кризиса в 1827 для всей страны была введена хлебная пошлина в 14% по стоимости). Сырье для промышленности пропускалось из-за границы свободно.
Этот почти фритредерский тариф был продуктом соотношения классовых сил тогдашней Пруссии, с одной стороны, и внешне-политических моментов, с другой. Представлявшему самую могущественную классовую силу в стране крупному землевладельцу нечего было тогда опасаться иностранной конкуренции, и в то же время ему выгодно было получать из-за границы дешевые фабричные товары. Поэтому он, в отличие от своего англ. коллеги, настойчиво (вплоть до последней четверти 19 века) проводил в жизнь идеи фритредерства. Молодая, неоперившаяся еще прусская промышленность, которой приходилось тягаться с таким могучим соперником, как Англия, стояла на противоположной точке зрения и добивалась установления протекционистского режима. Вопрос решен был в пользу землевладельца — тем более, что правительство не хотело обидеть своего союзника — Англию — высокими пошлинами на фабричные изделия. Но если новые таможенные ставки и не могли удовлетворить прусскую промышленность, то для нее все же был создан единый рынок на территории с населением в 10, 5 млн. человек; освобожденная от внутренних оков, она могла теперь распустить свои щупальцы по всей стране.
Хозяйство Германии под режимом Таможенного союза (1833—48).
Этот период экономического развития Г. характеризуется увеличением удельн. веса крупной промышленности и быстрым подъемом сел. хозяйства. Хотя Г. остается еще аграрной страной, но индустрия ее делает уже первые крупные успехи. Огромным стимулом для процесса начавшейся индустриализации страны было образование Германского таможенного союза (Zollverein, 1833) — факт, который положил начало экономическому и политическому объединению Г. Союз стал складываться под влиянием прусского таможенного закона 1818. Предусматривая транзитную пошлину в размере г/2 талера с центнера (Зх/3 марки с кв), закон этот прежде всего толкал на таможенное объединение с Пруссией мелкие государства, к-рые либо целиком были окружены ее территориями либо глубоко в них
