в техническом отношении исключительно сложную систему рурского транспорта. Вывоз угля на запад был крайне незначителен, и казалось, что весь план франко-бельгийцев потерпел крушение. Тогда оккупанты вызвали из Франции и Бельгии железнодорожников и почтово-телеграфных служащих и воспользовались услугами польского военного министерства, которое немедленно же призвало значительное количество военнообязанных для обслуживания рурского транспорта и бездействующих горных предприятий. Одновременно с этим, французами был издан приказ о прекращении вывоза угля на восток, в неоккупированную Г.
Приказ этот был распространен на вывоз сырья, полуфабрикатов и готовых изделий, так что оккупированные области, окруженные к тому же таможенным кордоном, оказались отрезанными от остальной Г. Тогда герм. правительство решило изменить свою тактику: борьба была перенесена с транспорта на производство. Берлин распорядился довести добычу угля до минимума и ограничить производство кокса, соответственно потребностям лишь местных металлургических предприятий и газовых заводов. С этой поры пассивное сопротивление приняло особо острые формы: рабочие бездействовали, торговля замерла, чиновники бастовали, и подавляющее большинство населения жило за счет неисчислимых субсидий со стороны государства. Чтобы понять, что означала для Германии хозяйственная изоляция оккупирован, областей, достаточно указать, что в этих областях было сосредоточено около 3/б всех рабочих горного и горнозаводского дела и не менее работающих в химической промышленности, и что около 60% грузов, идущих из Рура, в обычное время направлялись на восток.
Из хозяйства Г. был вырван ее энергетический и металлургический центр, который и в руках франко-бельгийцев дал резкое сокращение производства. Этим, между прочим, и объясняется то падение показателей тяжелой промышленности, которым отмечен 1923 в приведенной выше табл. (см. ст. 619).
Финансирование «пассивного сопротивления» и учетная политика Рейхсбанка решили участь германской марки. Не получая из оккупированных районов ни налогов, ни выручки железных дорог, правительство отпускало сотни миллионов на поддержку рейнских и рурских промышленников, при чем финансирование этой своеобразной «мирной войны» производилось за • счет печатного станка. Однако, угольные и чугунные короли оккупированных областей вовсе не склонны были держать у себя щедрые пожертвования правительства в виде бумажных марок — они предпочитали иметь американские доллары и английские фунты, которые закупались в Берлине на полученные субсидии. Своим рабочим, на которых, главн. обр., и отпускались кредиты и субсидии, они платили даже не банкнотами Рейхсбанка, а суррогатами собственного производства. Учетная политика Рейхсбанка превратилась в источник обогащения крупного капитала. В то время как положительно все торгово-промышленные предприятияпри быстро падающей валюте расценивали товары в устойчивой денежной единице, руководимый несменяемым вильгельмовским чиновником Рейхсбанк твердо придерживался «принципа»: марка равна марке.
Отдавая в кредит определенную сумму денег, он через 2—3 месяца получал обратно номинально такую же сумму, но фактически обесцененную в несколько раз: вся курсовая разница оставалась, таким образом, в кармане получателя кредита. Обесценение марки можно было до извести, степени компенсировать повышением учетного процента, как это делали частные банки и фирмы, но Рейхсбанк, верный интересам кучки крупных капиталистов, шел лишь на такие повышения официальной дисконтной ставки, к-рые практически не имели никакого смысла. Достаточно указать, напр., что учетный процент Рейхсбанка между 23/IV и 2/VIII 1923 составлял 18% годовых, тогда как курс доллара за это время поднялся в 40 раз.
Все это не могло не отразиться самым губительным образом на состоянии гёрманск. валюты: бумажная марка стремительно летела вниз, пока она во второй половине ноября не была стабилизирована на уровне 1 долл.= ==4.200 млрд, марок. Само собой разумеется, что Г. при невиданном расстройстве своих финансов оказалась не в состоянии продолжать борьбу в оккупированных областях: 24/IX 1923 она вынуждена была прекратить пассивное сопротивление и согласиться на возобновление репарацион. переговоров.
Действие инфляционного налога, обусловленное все возрастающей бумажно-денежной эмиссией, в разной мере затрагивало различные общественные группы и классы.
Промышленники, землевладельцы и торговцы при калькуляции цен исходили не из своих номинальных расходов, а из цен воспроизводства, т. е. из той суммы, которую в данный момент нужно было затратить, чтобы в условиях прогрессивного обесценения денег иметь возможность приобрести тот же самый или реально равноценный товар.
Именно этим им была дана возможность избегать инфляционного налога. Мы не говорим уже о том, что описанная выше политика Рейхсбанка сделала инфляцию источником обогащения крупного капитала.
Совершенно иначе обстояло дело с рабочими и служащими, получающими фиксированную заработную плату. Поскольку рост дороговизны шел непрерывно и притом стихийно, а номинальная заработная плата повышалась — в результате борьбы — скачками, инфляционный налог ложился тяжким бременем на рабочих и служащих. Правда, рабочие и служащие большинства предприятий провели в тарифных договорах пункт, согласно к-рому размер заработной платы определяется на основе индекса стоимости жизни. Начиная с лета 1923, заработная плата выдавалась по публикуемым в среду индексам на понедельник. Но в период быстрого обесценения денег и этот порядок не мог обеспечить сохранения реальной заработной платы, ибо покупательная сила марки таяла не по дням, а по часам.
Этому обстоятельству не помогали и выдачи авансов в начале недели. Всех этих
