графия Г.: «Das System der Medusen». В течение 80 — х гг. Г. занят интенсивной разработкой систематики и анатомии радиолярий, медуз, роговых губок и сифонофор, добытых знаменитой англ. экспедицией судна «Challenger». Результаты этой грандиозной работы изложены Г. в ряде обширных монографий, представляющих собой шедевры в собрании трудов названной экспедиции.
К этим же годам относится и нашумевшая схватка Г. с его учителем Вирховым, выступившим с реакционной атакой на эволюционное учение вообще и питекоидную теорию происхождения человека — в частности, и требовавшего запрета преподавания эволюционного учения в школах. На «отвратительное выступление Вирхова» (как выразился Дарвин) Геккель ответил брошюрой «Freie Wissenschaft und freie Lehre» (1877), особенно ясно выявляющей сильные и. слабые стороны йенского ученого, его революционность в зоологии, с одной стороны, и застывшую мещанскую косность в политике — с другой.
В ответ на посылаемый Вирховым теории Дарвина упрек в революционности, Г. доказывает политическую безопасность и социальную консервативность этой теории, якобы являющейся учением антисоциалистическим, теорией, требующей сохранения социального неравенства и увековечения классового господства. Однако, если отбросить вздорные аргументы Г., навсегда оставшегося политическим младенцем, против социализма, то читатель и в этой брошюре найдет немало ценного, целиком поддержанного пролетарской демократией. Несмотря на смехотворную попытку Г. предотвратить последовательное использование дарвинизма рабочим классом в целях революционного преобразования общества, социалисты — и только они — сумели правильно оценить значение ряда метких мыслей этой реплики Г. и подхватить боевой клич «Impavidi progrediamur», которым она заканчивается (см. Вирхов).
Заключительным аккордом всех исследований Г. по филогении отдельн. групп животных и растений явилось его 3 — томное сочинение «Systematische Phylogenie» (1894 — , 1896), в к-ром он дает подробно разработан, филогению всего растительного и животного мира. Ныне во многих частностях устаревший, этот труд Г. все же правильно наметил основные вехи в развитии высших таксономических групп организмов. Эта первая попытка детальной филогении организмов навсегда останется памятником исключительной эрудиции Г. и замечательным отображением уровня филогенетической систематики конца 19 века.
Этим капитальным сочинением заканчивается преимущественно исследовательская фаза в деятельности Г. как зоолога. В итоге, достижения Г. в области биологии рисуются в следующем виде: 1) решительная всесторонняя защита теории Дарвина и последовательная перестройка зоологии и ботаники на эволюционной основе; 2) талантливая пропаганда идеи архигонии; 3) уточнение и разностороннее применение биогенетического закона; 4) разработка филогении организмов; 5) разностороннее обоснование и блестящая популяризация учения о животном происхождении человека, в частности — питекоидной теории; 6) обогащение систематики, морфологии и географии многочисленных групп беспозвоночных огромным новым материалом. — Г. создал распространившуюся по всему миру школу талантливых зоологов, в той или иной области биологии продолжавших и углублявших дело своего великого учителя. Из их числа широко известны А. Ланг, Фюрбрингер, Кюкенталь, О. и Р. Гертвиги, Земон, Ферворн, Шаксель, Рей-Ланкестер, М. Давыдов, А. Брандт.После выхода в свет «Систематической филогении» Г. принимается за завершение философской части программы «Общей морфологии» и, т. о., вступает в период разносторонней пропаганды идей, сложившихся у него в процессе работы над конкретным воплощением эволюционного учения в различных областях*. Эта фаза является апогеем его натиска, на казенную философию и официальную церковь. Его внимание сосредоточивается теперь на кардинальных проблемах философии, на вопросах об идеализме и материализме, взаимоотношении души и тела, витализме и механизме, детерминизме ’и свободе воли, науке и религии, одним словом — на «мировых загадках». В ряде статей и речей, начиная с известной его речи «Монизм как звено между религией и наукой» (1892), Г. выступает в защиту монистического миросозерцания, представляющего собой сочетание естественно-научного материализма со спинозизмом и пантеизмом. Г. не ограничивается при этом одной критикой философии, но бичует также реакционную школьную и церковную политику прусского правительства. Все доводы в пользу монизма Г. объединил в своем знаменитом общедоступном сочинении «Мировые загадки».
Если уже перечисленные выше произведения Г. реакционеры встретили бурей негодования, то «Мировые загадки» вызвали настоящий «скандал», и если в отношении прежних трудов Г. могли быть еще некоторые разногласия в стане его врагов, то теперь уже против Г. — зоолога, посмевшего вторгнуться в область философии, — ополчилась единая черная рать, возглавляемая философами всех мастей, и «Мировые загадки» сразу же превратились в идейное знамя классовой борьбы, представляющее собой попытку объединить на основе всеобщего применения идеи развития все реальные достижения естествознания и натурфилософии конца 19 века. Однако, Г. не силен ни в области методологии, ни в области теории познания. Он всецело вращается в кругу идей ограниченного метафизического материализма.
Г. не понимал, что и идеи имеют свою историю, обусловленную сменой общественных отношений. Прямое перенесение Г. биологических законов в социологию, физико-химических — в биологию и механических — в физику и химию показывает, что Г. не умеет мыслить диалектически, не умеет понять, наряду с объединяющим отдельные науки началом, также и их качественное своеобразие. Далее, вместо того, чтобы ставить ударение на материализме, Г. видит основное в монизме, т. е. заменяет содержание формой, забывая, что существуют идеалистические и даже религиозные системы монизма. Основное противоречие, по Г., кроется не в идеализмематериализме, а в монизме — дуализме. Фактически это у Г. одно и то же, т. к. у него монизм означает «единство материального мира», идеализм же — «единство нематериального мира». Подобно тому как Г. смешивает монизм с материализмом, он смешивает понятия механизма и причинности, а последнюю с частным ее видом — физико-химическим детерминизмом и, наконец, физико-химический детерминизм — с механо-атомистической зависимостью. Справедливо подчеркивая необходимость признания реального и объективного существования внешнего мира и критикуя разные виды психологизма и субъективизма, он одновременно старается втиснуть эту объективную реальность в рамки голых атрибутов общего понятия «субстанции» и, т. о., превращает живую динамику действительности в схему застывших категорий.
В основу своего монизма Г. кладет понятие субстанции, представляющей собой единство «силы и материи». «Субстанция» является единственной реальностью, «универсальной мировой загадкой». Она подчиняется законам сохранения энергии и сохранения вещества, объединяемых Г. во «всемогущий закон субстанции». «Выявляя повсюду механические причины явлений, — говорит Г., — закон субстанции сочетается со всеобщим
