воря, история лежит только позади современности, она не имеет будущности и не знает движения вперед. Этим самым достигнут конец познания и исторического процесса.«Необходимо было так представить себе конец истории: человечество приходит к познанию именно этой абсолютной идеи и объявляет, что это познание достигнуто гегелевой философией. Но это значило провозгласить абсолютной истиной все догматическое содержание системы Г. и тем стать в противоречие с его диалектическим методом, разлагающим все догматическое. Это значило раздавить революционную сторону под тяжестью непомерно разросшейся консервативной стороны, и не только в области философского познания, но и по отношению к исторической практике. Человечество, в лице Г. возвысившееся до познания абсолютной идеи, должно было и в практической области оказаться ушедшим вперед так далеко, что для него уже становилось возможным проведение абсолютной идеи в действительности. Абсолютная идея не должна была предъявлять своим современникам слишком широких политич. требований. Вот почему мы в конце „Философии права" узнаем, что абсолютная идея должна осуществиться в той ограниченной сословным представительством монархии, к-рую Фридрих Вильгельм III так упорно и так напрасно обещал своим подданным, т. е. стало быть в косвенном господстве имущих классов, приспособленном к тогдашним мелкобуржуазным общественным отношениям Германии» (Энгельс). Т. о., содержание системы Г. объявлялось абсолютной истиной, метод же шел вразрез с системой и являлся выражением революционного и поступательного процесса развития действительности. Г. оправдывает Французскую революцию, связывая с нею и французскую философию 18 в., к-рая являлась ее отображением и идеологическим выражением. Во Франции революция должна была совершиться. Германия в революции не нуждается, т. к. она совершилась уже в эпоху реформации.. Немцы живут прежде всего в царстве мысли. Французы же — народ практический. Они стремятся осуществить свои идеи в действительности. В Германии мир действительности примирен, благодаря реформации, с формальным принципом философии, с внутренними потребностями духа.
Реформация устранила все, что препятствовало свободному развитию духа и жизни.
Протестантскому миру противостоит мир католический, к-рому чуждо понятие свободы.
Г. бичует высшие классы Франции, к-рые сохранили для себя всяческие привилегии, угнетали и эксплоатировали в своих личных интересах низшие классы. Франция представляла собою до революции царство бесправия, испорченности и разложения. Изменение должно было совершиться насильственным путем, т. к. правительство ничего не предпринимало для улучшения положения народа. Поэтому революция была «великолепным восходом солнца» и вызвала энтузиазм во всех мыслящих умах. Что касается французской философии 18 в., то она «произвела в другой форме то же, что и реформация Лютера», говорит Г. Основным зломфранцузской жизни являлась католическая церковь. В Германии же, благодаря протестантской церкви, религия примирилась с правом. — Диалектика Г. была названа «алгеброй революции». Она представляет собою наиболее развитую и всестороннюю теорию развития. В методе Г. жив дух Французской революции. Система же Г. представляет собою идеальное отражение прусского общественного и государственного строя первой четверти 19 века. Дуализм революционных и консервативных идей проникает все учение Г. В молодые годы в мировоззрении Г. преобладали передовые идеи и настроения; в берлинский же период своей деятельности он становится идеологом прусского государства; его философия превращается, говоря словами Гайма, в «наукообразную хранительницу духа прусской реставрации». Философия Г. революционна в логической и методологической своей части, но консервативна и даже реакционна по всему духу своей системы. В целом она двулика, внутренне противоречива, будучи обращена одной своей стороной в сферу мысли, где диалектическое движение понятий не допускает ничего неизменного и застывшего, другой же стороной — в сферу действительного мира прусского государства, являющегося воплощением абсолютной идеи и осуществлением философии Г. Ни одна философия, учил Г., не выходит за пределы своей эпохи, являясь ее отражением в мысли. Философия Г. не составляет в этом отношении исключения.
Система философии Г. В своей блестящей «Истории философии» Г. отстаивает ту мысль, что история философии и есть собственно философия, что во. все времена существовала одна лишь философия, различными ступенями к-рой являются отдельные философские системы. Историческая последовательность философских учений составляет не результат случайной смены одних «мнений» другими, а необходимый процесс развития одной ц той же философии. Единство философии не исключает, а предполагает множество ступеней, составляющих в своей совокупности целостность истины. Без понятия развития и понятия конкретного нельзя объяснить, как одна и та же сущность содержит в себе множество моментов. Все отдельные философские системы содержатся в философии, как моменты единого целого. Каждая философия выдвигает необходимо какой-либо принцип, к-рый последующим развитием философской мысли не отвергается, а сохраняется в качестве подчиненного момента. Поэтому Г. утверждает, что последняя по времени философия есть совокупность всех форм познания, результат всего предшествующего развития философии. Она содержит в себе все ступени, пройденные человечеством в своем развитии. Философия Г. является высшей ступенью, заключительным звеном в развитии новейшей философии.
Она завершает собою не только развитие немецкой классической философии, но и всей предшествующей философии вообще. В этом смысле она является синтезом всех основных принципов, составляющих существенное содержание истории, философии. Непосредственно же Г. стремился осуществить
