Точно так же мы встречаем в современную нам эпоху империализма, в общем чуждого стремлению к расширению собственной государственной территории, такие государства, как Польша, которая ищет при помощи войны территориальной экспансии за счет своих соседей, подобно аграрным государствам прежних веков. При всем том, поскольку в каждую историческую эпоху имеется преобладающий тип общества, этому типу соответствует и война со специфическим содержанием, которая является для данной эпохи характерной.
На тех ранних ступенях человеческого развития (примерно, с неолитического века), когда — с развитием орудий и с возникновением охоты и рыболовства, создавшими некоторую связь человека с известной территорией, — вообще впервые стала возможна В., она носила непосредственно потребительский характер; борьба шла за реки, изобиловавшие рыбой, за леса, в которых можно было собирать плоды и ловить животных й птиц, за поля, на которых росли съедобные растения. Истощение этих мест, вызванное их абсолютной бедностью или чрезмерным размножением кормившейся на них группы или групп людей (относительным перенаселением), или опустошение их по причине какой-нибудь катастрофы (пожара, наводнения, землетрясения, нападения диких, зверей) заставляли людей искать других мест и приводили их в столкновения с другими группами. При примитивности тогдашних орудий побежденная сторона легко могла спасаться бегством и возобновить борьбу за отнятые места. Это делало войны длительными и повторными, но это не были, да и не могли быть, войны на истребление. Пленные часто поедались, но предположения о войнах, предпринимавшихся с целью добычи человеческого мяса, мало обоснованы.
Гораздо вероятнее, что с нек-рым развитием техники целью В. стали служить орудия, оружие, украшения, одежда (весьма примитивная) и утварь, отнимавшиеся у врагов в виде трофеев. Благодаря этому в войны вносился новый момент, грабительский, не всегда направленный на задачи непосредственного потребления и постепенно создавший первые формы семейно-родовой, а затем и индивидуальной собственности. «Maxima sua esse credebant quae hostibus cepissent» (они больше всего считали своей собственностью то, что они отнимали у врагов), говорил о древних римлянах знаменитый юрист Гай. Отсюда слово «mancipium» — буквально «взятое руками», — означавшее в римском праве наиболее полную и свободную форму собственности.
С дальнейшим развитием техники, а поэтому и производительности труда, определившим переход к более высоким формам хозяйственной деятельности, — скотоводству и земледелию, — ранние общества начинают обнаруживать признаки классового расслоения в форме образования более влиятельных, более могущественных и более богатых родов. В. постепенно теряет свой исключительно потребительский характер и приобретает установку на обогащение, подсказываемую как наличием в собственнойгруппе социальной дифференциации, так и некоторым накоплением в других общинах потребительских и производственных ценностей. Войны ведутся не только за пастбищные угодья и пахотную землю, но и за запасы, за посевы, за скот, являющийся как источником пропитания, так и орудием производства, и за орудия производства в собственном смысле, — другими словами, за продукты и орудия труда. Однако, в них появляется на этой стадии новый момент первоклассной важности: они ведутся уже и за самый источник труда, за человека, за раба, к-рый, однако, на этой стадии является лишь домашним рабом или, скорее, рабыней; мужчины, побежденные в непосредственной борьбе, попрежнему в большинстве случаев умерщвляются из расчета; женщины же, как не принимавшие участия в бою и менее опасные, щадятся и уводятся победителями в качестве наложниц и домашних работниц. Теория, выведенная из института экзогамии и народи, преданий («похищение сабинянок») о войнах ранних обществ за обладание женщинами в целях поддержания рода, по справедливости оспаривается.
Против этой теории говорит не только институт группового брака и полиандрии, но и отсутствие каких-либо доказательств того, что пропорция рождаемости обоих полов была когда-либо иная, чем сейчас; умерщвление же новорожденных детей женского пола у некоторых племен скорее указывает на избыточность женского населения при большей смертности среди мужчин (на войнах, на охотах). Но увод женщин — реже мужчин — побежденного племени в резуль^ тате победы, несомненно, стал распространенной практикой с того момента, как производительность труда достигла известной высоты, т. е. стала окупать содержание работника с лихвой. Рабыня занималась, рядом с женщинами племени и рода победителей, домашним трудом — изготовлением одежды и пищи; рабы больше занимались уходом за скотом, ремеслами и проч., как это изображается, напр., у Гомера и в других еще более древних памятниках литературы. Рабство являлось фактором, содействовавшим дальнейшей социальной дифференциации рода и племени.
Однако, и на этой стадии общественного развития различие между войнами потребительскими и войнами с целью обогащения, т. е. грабежа, настолько еще незначительно, что потребительский момент продолжает проникать и окрашивать В. Это расстояние значительно увеличивается при дальнейшем росте производительности труда, дальнейшем расслоении общества на богатые и бедные роды и семейства и развитии, на основе этой дифференциации, начатков государственности. Особенно у кочевых скотоводческих племен и аггломератов племен, находящихся на этой ступени развития, войны, предпринимаемые с целью расширения угодьев или выхода из тесных или истощенных районов, легко переходят в войны грабительские, т. е. имеют своей целью прямое обогащение за счет обществ, стоящих на более высокой ступени развития. У побежденных отнимаются не только
