исполняет обязанности председательствующего в Отделении рус. языка и словесности.
В шестидесятые годы, когда в литературу пришел «разночинец» с его демократизмом и материализмом, широкую популярность приобретают в естествознании Дарвин, Бюхнер, Молешотт и др., в философии — Конт, Спенсер, Милль, в исторических науках — Бокль, Тэн, наконец, К. Маркс (I том «Капитала» вышел в 1867). От романтического идеализма русское литературоведение повернуло в сторону научного реализм а. По новому пути пошли А. Н. Пыпин и Н. С. Тихонравов (см.). Человек исключительной одаренности и огромной работоспособности, ученый, обладавший редким знанием языков, колоссальной эрудицией и творческим умом, равно способным на микроскопический анализ и на широкий синтез, В. более, чем кто-либо, мог взять на себя труд обновления русского литературоведения. Чем был Буслаев для предшествовавшего периода, тем стал В. теперь — заглавным именем целой научной эпохи. Еще в ун-те В. сторонился буслаевского «романтизма народности», зачитываясь Боклем («за Бокля, — говорит он в автобиографии, — я и впоследствии долго ломал копья»), Фейербахом и Герценом. В заграничных дневниках (1859—63) и в корреспонденциях выступает он решительным противником романтики и мистики. На пороге своей деятельности В. ставит характерный для эпохи iBonpoc (в дневнике 1863): «История литературы — может ли она быть предметом науки?.. Да есть ли история — наука?». Мерилом научности служило, конечно, естествознание. Историю литературы в это время В. понимал как «историю культурной мысли». В кандидатском отчете того же 1863 определение это оставалось еще зыбким. Даже во вступительной лекций 1870, в соответствии с «публицистическим» характером литературы и критики того времени, В. еще говорил: «История литературы в широком смысле этого слова — это история общественной мысли, насколько она выразилась в движении философском, религиозном и политическом и закреплена словом».
Только в 1893 нашел В. уже более точное определение гистория литературы — это «история общественной мысли в образно-поэтическом переживании и выражающих его формах. История мысли — более широкое понятие, литература — ее частичное проявление*, ее обособление предполагает ясное понимание того, что такое поэзия, что такое эволюция поэтического сознания и его форм».
Необычайно широкая по размаху научная деятельность В. отличается планомерностью и делится на три периода. До 70 — х гг. идет подготовительный период.
Следующие два десятилетия заняты основными работами В. по всеобщей истории литературы. Третий период проходит под знаком исторической поэтики.
А) Работы в области всеобщей истории литературы. Прежде всего В. был медиевистом, т. е. специалистом по истории средневековой литературы.
Ближайшим предметом изучения избрал он мировой цикл т. н. «странствующих сказа 434
ний», устных и письменных (легенды, апокрифы, агиография, былевой эпос, повести, романы и т. п.). Докторская диссертация о Соломоне и Китоврасе (1872) открыла собой длинную серию исследований того же рода. Это — «Опыты по истории развития христианской легенды» (1875—77), «Разыскания в области русских духовных стихов» (1879—91), «Южно-русские былины» (1881—1884), «Из истории романа и повести» (1886—1888) и мн. др. Ряд статей о Данте замыкает собой эту серию работ В. Литература эпохи итальянского Возрождения была второй научной симпатией В. Ему рано полюбилась Италия. Первый его большой труд посвящен роману Джованни да Прато «II paradiso degli Alberti» (сначала на итальянском, потом на русском языке, 1867). Серия итальянских студий В. увенчивается обширной монографией о Боккаччо (2 тт., 1893—94, издание Академии наук) и переводом Декамерона (2 тт., 1896). Третьим объектом изучения В. был европейский р омантизм. Еще в дневнике В. находим мы интересные мысли о средневековом и новом романтизме. Систематический характер носит монография о Жуковском, где заново решается вопрос о его романтизме («Поэзия чувства и „сердечного воображения"», 1904).
Задумывал В., но не осуществил еще монографию о Пушкине, к-рый, как известно, искал «истинного романтизма». Этот труд явился бы достойным завершением «романтической» серии. Научная техника и историко-литературн. методология В. определялись состоянием русского литературоведения 60—70 — х годов. Еще длился в этой области период «первоначального накопления». В. старательно собирал необходимый материал. В его сочинениях хранятся несметные богатства, часть которых открыта и обнародована впервые им самим. Разнообразные памятники литературного творчества подвергнуты тонкой филологической обработке (с выяснением происхождения и редакций каждого из них).
Порою казалось, что сырой материал давит* исследователя. В действительности же этот материал находил у В. свое широкое обобщение. Культурная и литературная жизнь средневековья (в частности, христианская мифология и ее поэтическое оформление) предстала ему в виде цельного и грандиозного процесса на основе международного общения разных литератур. Славянство выступало в этом случае в роли активного и щедрого участника.
Сравнительно — исторический метод, уже применявшийся Бенфеем, Дёнлопом (Dunlop), Феликсом Либрехтом, у нас — Пыпиным, нашел в В. блестящего представителя: он не был простым учеником, а одним из создателей этого метода, ставя его на прочную историко-культурную базу. В. всегда была ясна причинная зависимость литературы от социальных и культурных условий эпохи. Еще в дневнике 1859 утверждал он, что «общество рождает поэта, не поэт общество», и что нужно «признать одинаковые пути развития за поэзией, религией и жизнью». Идея монизма была близка синтетическ. уму молодого ученого.
