положению страны, обеспечивавшему ее внешнюю безопасность, значительн. армиями и учитывавшие уроки гражданских войн прошлых столетий. Когда напор народных масс в пользу какой-нибудь меры начинал принимать опасные формы, сами господствующие классы становились во главе движения, перенимали лозунги масс и, искусно обкарнав их, проводили укороченную меру в виде реформы, предупреждая, т. о., осуществление ее революционным путем и фактическое осуществление власти другим классом. Благодаря этому, сохранялась также преемственность общественных и политических традиций, игравшая роль тормаза в дальнейшем продвижении вперед; правивший до сих пор класс в общем и целом обеспечивал не только свое дальнейшее существование, но и изрядную долю своего прежнего влияния даже при новом режиме. Парламент, избранный в 1832, на основе преобразованного избирательного закона, доказал правильность этой тактики: по социальному составу он почти ничем не отличался от прежних и насчитывал на 658 чел. более 400 «джентльменов без профессий», т. е. членов аристократических семейств, и 128 военных разного рода, также членов аристократ. родов: итого — более 528 лиц помещичьего класса плюс 84 банкира, негоцианта и других представителей крупного торговофинансового капитала. Выходило, что тот же класс, к-рый правил раньше, продолжал как будто править и сейчас; только политическая физиономия его стала иная: подавляющее большинство новых депутатов принадлежало к вигам, к партии, проведшей реформу и считавшейся с необходимостью войти в сделку с «духом времени», т. е. с выросшим значением промышлен. капитала.
Виги, за весьма кратким перерывом, созданным неконституционным капризом короля Вильгельма (Уильяма) IV, так и остались у власти до 1841 (кабинеты лорда Грея и лорда Мелборна). Хотя на новых выборах большинство получили тори (или, как сейчас они впервые переименовали себя, консерваторы), образовавшие кабинет под председательством сера Роберта Пиля, однако, и они продолжали политику в «духе времени», доведя ее даже до такого яркого завершения, как отмена хлебных пошлин, этого главного экономического оплота поземельной аристократии. В 1846 виги вернулись к власти и оставались у кормила правления вплоть до 1852 (кабинет лорда Джона Ресселя), продолжая политику своих предшественников по буржуазному преобразованию общества. Необходимо отметить, что в данный период представители поземельной аристократии фигурировали в качестве вождей обеих боровшихся партий. Одни аристократические фамилии были традиционно — виги, другие традиционно — тори, и иногда даже в одних и тех же семьях один сын записывался в одну партию, а другой — в другую. Класс же выигрывал и в том и в другом случае. Ныне такое распределение уже делается между консервативной и Рабочей партиями — сын Болдуина, лидера консервативной партии, и Освальд Мозли,зять лорда Керзона, принадлежат к Рабо-» чей партии. Т. о., рассматриваемый период, несмотря на смену правительств и партий, представляет одно целое, связанное единой задачей — утверждения буржуазного общества. Его законодательное творчество совершенно исключительно по своей важности и «насыщенности», достигая наивысших пунктов в преобразовании «закона о бедных» 1834 и в вышеупомянутой отмене хлебных пошлин 1846. Первая из этих двух мер, проведенная через обе палаты с необыкновенной быстротой (менее, чем в четыре месяца), упразднила одним росчерком пера веками сложившуюся практику обязательного приходского вспомоществования неимущим деньгами или натурой на дому, без стеснения свободы, и устанавливала обязательность оказания помощи нуждающимся особыми выборными комиссиями (подчиненными во всех деталях своей административной деятельности центральному органу в Лондоне) лишь в работных домах, при чем в домах этих введен был в буквальном смысле слова каторжный режим, чтобы в них колебались вступать даже лица, стоящие перед угрозой голодной смерти — своей или лиц, от них зависящих (детей, престарелых родителей). Целью этого неслыханного по своему варварству акта было, с одной стороны, пощадить карманы налогоплательщиков, а главное — лишить полуголодных кустарей, разоряющихся ремесленников и сельских батраков последней их опоры и загнать их на фабрику и завод.
Это был завершительный грандиозный акт в том процессе экспроприации трудовых масс Англии, который начался еще в 16-м столетии «огораживанием» общинных земель. Сами законодатели настолько хорошо понимали значение его и его возможные последствия, что уклонялись от открытого голосования, и отдельные статьи его проходили при весьма незначительном числе депутатов в палате. По той же причине он был проведен с такой поспешностью. Он вызвал глубочайшее возмущение не только среди народных масс, но и других слоев общества, и введение его в силу нередко наталкивалось на вооруженное сопротивление. Закон о работных домах сыграл определенную роль в истории возникновения чартизма. Но буржуазия, расправившаяся в свое время с последним, преодолела также и сопротивление работным домам, и новый закон вошел в силу. Ужасы этого закона являются одной из наиболее позорных страниц социальной истории буржуазной Англии, но текстильным фабрикам Ланкашира и Йоркшира был обеспечен огромный приток дешевой рабочей силы мужчин, женщин и детей.
Другая из упомянутых двух реформ была проведена уже за счет помещиков. Начиная с 1791, привозный хлеб облагался высокими пошлинами, которые были обратно пропорциональны ценам на внутреннем рынке, так что последние никогда не могли пасть ниже известной, очень высокой цифры. Скала беспрерывно поднималась и в 1815 была установлена в таких размерах, что пошлина действовала как полное запрещение,
