Ге гелевой философии права»), Б. есть нечто вроде ордена иезуитов — осуществление государственной власти замкнутой корпорацией, основную сущность к-рой составляет тайна, охраняемая внутри корпорации ее иерархическим устройством (сущность ведущейся государством политики знают только верхи; чем ниже ступень, тем знание ограниченнее, все более и более касается только деталей), а от внешнего мира — недоступностью корпорации для посторонних. Дверь с надписью «без доклада не входить» — самый выразительный символ Б. и бюрократизма, какой только можно придумать. Другая черта Б., указываемая Марксом, это ее формализм. Форма государства (и государственные формы, обрядовые формальности текущего государственного обихода) превращается в руках Б. в некоторую самостоятельную сущность: цели государства подменяются целями бюрократической корпорации, как таковой. Дела решаются не по существу, не по соображению с тем, что нужно и полезно государству или народной массе, а с тем, что удобно и выгодно для Б. Эта сторона Б. в нашей художественной литературе прекрасно выражена словами Фамусова в «Горе от ума»: «А у меня что дело, что не дело, обычай мой такой: подписано, так с плеч долой».
Все эти черты Б. — иерархичность, замкнутость, формализм — предполагают, как социальную базу, довольно сложный общественный строй: ни патриархальная демократия, ни даже патриархальная деспотия не дают почвы для Б. — там все вершится непосредственно, без всяких формальностей, и власть, будет ли это власть веча (см.) или власть патриархального владыки, действует совершенно открыто и прямо, ничем не маскируясь. Б. предполагает уже довольно значительную оторванность власти от массы, предполагает, — по крайней мере, в зачатке, — классовое общество. Образчиком зачаточной формы Б. может служить крепостное имение в России 18 — го — первой половины 19 — го века. Во главе такого имения, если оно было небольшое, стоял, обыкновенно, приказчик, — грамотный крепостной, умевший читать и считать, а если имение было большое, целая группа таких грамотных холопов, контора, которая даже одному народническому историку напомнила учреждения бюрократического государства. Крепостные приказчики одного из Орловых (фаворитов Екатерины II), по словам В. И. Семевского, были «в миниатюре скорее государственными людьми, нежели агрономами... Они докладывали о деле вместе со своим проектом резолюции, подписанным ими единогласно, или с мнениями и представлениями»... Торгово-феодальное государство с закрепощенной массой, но уже с денежным хозяйством и с зачатками кое-какой «образованности», служившей, прежде всего, средством усовершенствования эксплоатации, увеличения выжимаемого из крепостных прибавочного продукта, и было настоящей родиной Б. С полным правом можно сказать, что Б., по своему происхождению, была аппаратом абсолютизма (см.).В качестве такого аппарата Б. появляется исторически чрезвычайно рано. По словам известного историка древности Эд.
Мейера, в Египте уже Древнее царство было «не феодальным государством, а бюрократическим государством». Древнее же царство египетской истории приходится на конец четвертого и начало третьего тысячелетия до хр. э. По этой хронологии Б. не меньше 5000 лет от роду. Поскольку в древнем Египте мы встречаем сложную иерархию должностей и очень развитое письменное делопроизводство, внешнее сходство с бюрократическим государством получается, в самом деле, очень полное. Закрепощенность массы населения, твердо установленная для этой эпохи, также увеличивает правдоподобность характеристики Эд. Мейера.
Но об этой древнейшей в мире Б. мы знаем слишком мало (гл. обр., номенклатуру должностей), гораздо меньше, чем о подлинной, несомненной Б. конца античного мира, эпохи Римской империи, во многом являющейся прототипом Б. позднейшей. Римская империя и в центре и на местах создала очень сложную систему канцелярий, со всеми чертами бюрократического режима — тайной, иерархичностью и формализмом. Рядом с уцелевшими формально учреждениями республиканского Рима эти канцелярии представляли собой настоящее чужеродное тело, понемногу обескровливавшее весь организм. Эта бюрократия вызывала страшное озлобление со стороны остатков старой земельной знати, обиженной, главн. обр., низким происхождением новых господ положения: большая часть бюрократов императорского Рима были из отпущенных на волю рабов. В исторической литературе протест против римской Б. вылился в бесчисленное количество анекдотов о злоупотреблениях и наглости вольноотпущенников. По сути дела «вольноотпущенники» были первыми министрами нового государства, опиравшегося на торговый капитал. Они уже составляли нечто вроде постоянной корпорации, фактически державшей в руках все текущее управление: император определял только общий курс политики, если это был крупный человек, вроде Траяна или Марка Аврелия; или же отравлял существование своих придворных, если он был ничтожеством; правили «вольноотпущенники». Один из них, Клавдий Этруск, воспетый специально поэтом Стацием и служивший десяти императорам, занимал, по определению новейшего историка, посты сразу четырех министров: торговли, общественных работ, финансов и императорского двора; другой, воспетый тем же поэтом, Абаскант, был министром почт. Их канцелярский персонал состоял уже не из вольноотпущенных, а прямо из рабов, карьера которых состояла в том, что они долгой и усердной службой приобретали свободу, а более удачливые становились министрами.
Это противоположение низкого происхождения бюрократов, наделенных огромной властью, и земельной знати, формально высоко поставленной, но на деле трепещущей перед Б. и втайне ее ненавидящей, встречает
