Недоверие Б. к самодержавию и его аппарату полностью оправдалось, как только началась война, главной задачей которой было поднять русскую Б. на высоту подлинного «европейского» империализма.
Что Россия является орудием в руках этого последнего, это даже верхи Б. осознали далеко не сразу, а ее масса поняла это лишь после Октябрьской Революции. Но одного нельзя было не понять, — что безнадежно устаревшее самодержавие является никуда негодной системой для ведения империалистской войны в условиях высоко развитой промышленности. Рус. металлургия, и без того далеко отставшая от германской (в 1913—19, 2 милл. m в Германии против 4, 7 милл. т в России, в четыре раза менее), в начале войны совершенно не была использована; ее квалифицированный рабочий персонал отправили на фронт; предлагавшим свои услуги фабрикантам отвечали, что в этих услугах не нуждаются; войну надеялись вести, как в середине 19 века, при помощи сделанных в мирное время запасов, к-рых едва хватило на месяц. Результатом был исключительный по своей грандиозности разгром рус. армий летом 1915, заставивший самодержавие, после нескольких судорожных жестов, фактически капитулировать перед Б., отдав в ее руки всю организацию тыла [Земский и Городской союзы, Особое совещание по обороне, Военно-промышленные комитеты и т. д. (см.)]. Но формально от своих прав и привилегий самодержавие и тут не хотело отказаться, и средневековая фигура Распутина продолжала возглавлять всю систему. Буржуазия не могла не чувствовать всей непрочности своих завоеваний, и формальное устранение самодержавия ставится ею на очередь дня. Буржуазные партии Государственной думы, от крайних левых до крайних правых, смыкаются в «прогрессивный блок» (см.), открыто разоблачающий недостатки самодержавного режима в думских заседаниях, а в конспиративном порядке, пользуясь связями с высшим командным составом, готовящий низвержение Николая II посредством государственного переворота.
Борьба с самодержавием, вытекая из классовых интересов Б., никоим образом не отодвигала на задний план, само собою разумеется, других классовых интересов Б.
Война открыла такие возможности эксплоатапии пролетариата, под видом «военной необходимости» и под прикрытием полнейшего разгрома всех пролетарских организаций, — о каких, казалось, нельзя было уже и думать после революции 1905.
Реальная заработная плата рус. рабочего упала к концу второго года войны в 2, местами даже в 3 раза. Забастовки следовали за забастовками, новая рабочая революция надвигалась с катастрофической быстротой, но Б., обнадеженная тем, что квалифицированную верхушку рабочего класса ей удалось вовлечь в военно-промышленные комитеты, увлеченная погоней за неслыханными прежде военными барышами, занятая своею борьбой с самодержавием, этого не замечала. Под революцией,к-рая не сходила с уст буржуазных политиканов, наивно понимался успешный государственный переворот при поддержке рабочих и войска. Подлинная народная революция, разразившаяся в феврале — марте 1917, была для буржуазии ударом грома с ясного неба. Ошибки и трусость оказавшихся в первую минуту во главе восставших масс интеллигентских организаций (меньшевики, социалисты-революционеры, см.), несознательность и плохая организованность самих масс помогли Б. на два месяца пережить павшее в феврале самодержавие, но уже в мае ей пришлось замаскироваться в «социалистическое» правительство Керенского; от своего имени буржуазия управлять уже не могла. Замаскированная «коалицией», она продержалась еще пол года.
С самого начала революции 1917 Б. занимает определенно контр-революционную позицию. В февральские дни она изо всех сил пытается спасти династию Романовых и отступает лишь тогда, когда для нее становится ясно, что защитники династии погибнут вместе с ней. Она всячески оттягивает созыв Учредительного собрания, хотя в первые месяцы нового режима, когда массы еще не разобрались в положении и были охвачены угаром «добросовестного оборончества», это было бы явно для Б. выгодно: союз с «юнкером», опасение, что на Учредительном собрании крестьянство потребует земли, тянули Б. ко дну.
Когда угар стал рассеиваться, Б. во что бы то ни стало настаивала на продолжении войны, замиравшей стихийно с самого начала революции. На рабочего продолжали смотреть, как на врага, грозили ему «костлявой рукой голода», т. е. всеобщим локаутом, и потихоньку проводили локаут частичный, закрывая фабрики и саботируя производство. Словом, кажется, ни один класс в мире не проявил таких энергичных усилий, чтобы погубить себя, как русская буржуазия в 1917.
Ко времени Октябрьской Революции Б. была совершенно дезорганизована политически, дезорганизовав предварительно народное хозяйство. Естественно, что она не смогла организовать сколько-нибудь систематического сопротивления победоносной рабочей революции, и без поддержки извне, без иностранной интервенции, вторая революция 1917 прошла бы, как и первая — почти без гражданской войны. Если эта последняя все-таки имела место и контрреволюционные фронты держались три года, то в этом была повинна не русская Б., а французский, английский и американский империализм. Но эти последние действовали не через Б., политическое ничтожество которой было для них совершенно ясно: как орудие для низвержения большевизма, ими были использованы остатки российского юнкерства и мелкобуржуазной интеллигенции, сбитой с толку «демократическими» лозунгами. Юнкерство дало командный состав белых армий, мелкобуржуазная интеллигенция, вместе с кулацкой прослойкой деревни, — их кадры. Б. плелась за этими армиями так же, как
