обеспечения целости колпака, не остановилась даже перед новыми (первые были в 1870—80 гг.) соглашениями с Австрией (в 1897 и 1903), т. — е. перед новым «предательством» национальных интересов балканских славян. Положение резко изменилось после окончательной ликвидации русско-английского конфликта соглашением 1907 (см. Антанта). Вернуться к активной политике на Балканах попытались сначала, по традиции, снова путем соглашения с Австрией, — при чем рус. дипломатия интересовалась не столько балканскими славянами, сколько проливами, ведущими из Черного м. в Средиземное. В обмен за проливы Австрии, уже не в первый раз, обеспечивали обладание Боснией и Герцеговиной. Австрия воспользовалась этим, чтобы аннексировать Боснию формально, но о проливах не захотела даже и разговаривать. Одураченная рус. дипломатия, не найдя поддержки и у своих новых союзников (см. Антанта), вынуждена была снова заняться сербами и болгарами, — больше теперь на Балканах не на кого было опереться. Началось с попытки заключить военную конвенцию с Болгарией (1909), но бол г. правительство в конце-концов отказалось подписать документ, слишком явно заостренный против Австрии, разрывать с которой царь Фердинанд не думал. Легче пошло дело с Сербией. Аннексия Боснии и Герцеговины была пощечиной национальному самолюбию сербов, все время мечтавших, что австр. оккупация этих областей когда-нибудь кончится и они присоединятся к независимой Сербии. Аннексия положила конец этим мечтам. Получить обратно зап. провинции можно было только путем войны с Австрией, а об этом и думать было нельзя без союза с Россией. Последняя так была нужна, что об ее «изменах» никто не вспоминал, тем более, что дружба с Россией вела за собой финансовую поддержку Франции. К 1911 националистическое возбуждение сербов достигает максимальной остроты, в Сербии возникает конспиративная террористическая организация «Объединение или Смерть», в к-рую входят виднейшие представители серб, офицерства, и к-рая ставит своей' задачей возвращение Боснии и Герцеговины, а за ними и других серб, провинций Австро-Венгрии (Хорватия и т. д.), во что бы то ни стало и какими бы то ни было средствами. Т. к. Россия медлила с конкретными предложениями, то Сербия начала искать союзников собственными средствами и, позабыв склоку из-за Македонии, обратилась весною 1911 к Болгарии, предлагая ей Македонию в обмен за союз против Австрии (т. н. «Тошевский инцидент», по имени бол г. посланника в Белграде — Тошева). Болгария и на этот раз воздержалась от категорического ответа, но Македония, венец национальных устремлений болгар, была настолько крупной приманкой, что бол г. правительство явно поколебалось. Рус. дипломатия, представленная как-раз в Белграде одним из самых способных своих представителей, Гартвигом, не могла не понять, что если она будет еще медлить, на Балканах может сложитьсякомбинация, независимая от России и могущая, в конце-концов, стать ей поперек дороги. Надо было поворотить стихийно складывавшийся сербо-болг. союз на русские рельсы, сделать из него подступ к проливам и Константинополю. Явное нежелание болгар втягиваться в антиавстрийские комбинации очень облегчало этот поворот.
Сербии было объяснено, что Босния от нее не уйдет, а что пока она может найти выход к Адриатическому м. и через турецкую Албанию. С осени 1911, при деятельнейшем участии рус. дипломатии и рус. генерального штаба, начинаются в самом энергичном темпе переговоры о сербо-болгарском союзе, непосредственно направленном уже к разделу «Европейской Турции». Роль ускорителя сыграла итал . — турецкая война из-за Триполи (см.), рассматривавшаяся как начало конца Турции вообще и со всей остротой ставившая вопрос о «наследстве». Тем не менее Болгарию все же приходилось подталкивать, и подозрения насчет возможности секретного соглашения царя Фердинанда с Австрией не сходят со страниц рус. дипломатической переписки этого времени.
Антагонизм серб, и бол г. интересов в Македонии не мог не обнаружиться тотчас же, как только дело дошло до конкретных подробностей. Рус. представители при соответствующих правительствах целиком слились со своими «опекаемыми» и готовы были, по собственному выражению одного из них, «глаза выцарапать» друг другу из-за какогонибудь македонского местечка, формально составлявшего в это время неотъемлемую собственность Турции. Однажды между Гартвигом и Неклюдовым (рус. посланник в Софии) дело чуть не дошло до вызова на дуэль. Переговоры хранились в строжайшем секрете, а для отвода глаз рус. дипломатия в это время заводила разговоры о «балканской федерации» с участием и Турции. Уже к ноябрю 1911 был готов проект сербо-болгарского договора, испугавший своим содержанием даже его фактического родоначальника, рус. министерство иностр, дел. Из Петербурга писали: «Вся редакция соглашения, особенно же ст. 4, основана на идее военных действий и насильственных захватов, между тем как та же мысль могла бы быть изложена в форме определения культурных сфер влияния, что не казалось бы прямо направленным против Турции и вполне покрывалось бы формулой сохранения status quo». Остается добавить, что переговоры велись с ведома и при нек-ром участии Франции, к-рая должна была финансировать будущую войну: одно из решающих свиданий бол г. и серб, дипломатов происходило в Париже, в присутствии тогдашнего франц. министра иностр, дел де-Сельва; это было, т. о., еще до прихода к власти Пуанкаре.
В конце-концов, приемлемую для обеих сторон границу в Македонии удалось выработать рус. военному агенту в Софии, полк.
Романовскому. На это потребовалось еще ок. двухмес., и договор, подчищенный согласно указаниям из Петербурга, но все же вполне прозрачный в том, что касалось его конечной цели, был подписан 29 февраля 1912.
