Тревожною думой наполнено ты. Безмолвное море, лазурное море, Открой мнѣ глубокую тайну твою: Что движетъ твое необъятное лоно? Чѣмъ дышитъ твоя напряженная грудь? Иль тянетъ тебя отъ земныя неволи Далекое, свѣтлое небо къ себѣ ?.... Таинственной сладостной полное жизни, Ты чисто въ присутствіи чистомъ его, Ты льешься его свѣтозарной лазурью, Вэчернимъ и утреннимъ свѣтомъ горишь, Ласкаешь ею облака золотыя И радостно блещешь звѣздами его.... Когда же сбираются темныя тучи, Что-бъ ясное небо отнять у тебя,— Ты бьешься, ты воешь, ты волны подъемлешь, Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу И мгла исчезаетъ и тучи уходятъ, Но, полное прошлой тревоги своей, Ты долго вздымаешь испуганны волны, И сладостный блескъ возвращенныхъ небесъ Не вовсе теб тишину возвращаетъ, Обманчивъ твоей неподвижности видъ: Ты въ безднѣ покойной скрываешь смятенье, Ты, небомъ любуясь, дрожишь за него.
Съ годами, съ теченіемъ жизни успокоилось тревожное романтическое чувство Жуковскаго, и душа поэта невольно влеклась отъ лирическихъ порывовъ къ спокойному, эпическому созерцанію дѣйствительности. Въ этомъ сказалась, конечно, и русская природа поэта: сынъ турчанки и русскаго барина, Жуковскій былъ однако воспитанникъ русскаго быта, былъ русскій въ душѣ. Въ послѣднемъ період своей дѣятельности онъ переводитъ эпическія произведенія народовъ и создаетъ лучшій перлъ своей поэзіи „Ундину„ (1833—36).*)
- ) Помимо нѣмецкихъ и англійскихъ романтиковъ, Жуковскій, переводами съ нѣмецкаго языка изь Рюккерта (1788—1866), познакомидъ русское общество
