мѣсяцемъ, гробницы моллъ, увѣнчанныя тюрбаномъ, и безчисленное множество стоячихъ плоскихъ столбиковъ, съ чалмою или фесомъ и золотыми арабскими надписями. Одни обсажены кустами розъ или жесминовъ, другіе окружены рѣшеткой, узорчато-сплетенной изъ золоченой проволоки.
Мѣстами подлѣ столбика валяется особаго рода чалма съ краснымъ верхомъ, очевидно отбитая нарочно.
— Это памятники янычаръ! сказалъ мнѣ Франкуди.
— Зачѣмъ-же чалмы на нихъ обломаны?
— Это послѣднее мщеніе султана Махмуда. Черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ истребления янычаръ, онъ встрѣтилъ на какомъ-то кладбищѣ памятникъ съ ненавистной чалмой и срубилъ ее саблей. Послѣ того и на другихъ кладбищахъ казнили всѣ янычарскіе памятники.
Здѣсь всякій день гуляютъ толпы народа. На могильныхъ плитахъ, подъ тѣнью кипарисовъ, разостланы ковры, и на нихъ группами сидятъ женщины, окутанныя въ бѣлые яшмаки, неподвижныя и молчаливыя, какъ могильные памятники. Вокругъ ходятъ продавцы фруктовъ и разнощики холодной воды, съ серебряной чашей и перевѣшеннымъ черезъ плечо бурдюкомъ. Подъ-вечеръ Скутарійское-кладбище играетъ ту-же роль, какъ парижскій Итальянскій-бульваръ или лондонская Реджентъ-Стритъ. Въ аллеяхъ показываются молоденькія женщины въ темныхъ фередже, съ прозрачными кисейными покрывалами, изъ-подъ которыхъ видны нарумяненный щеки и раскрашенный брови. Придерживая покрывало рукой, раскрашенной хиною, онѣ бросаютъ вовсе недвусмысленные взгляды на турецкихъ донъ-жуановъ, которые бродятъ съ кипарисными хлыстиками.
Возвращаясь по главной аллеѣ, мы встрѣтили двѣ пpoцессіи. Со стороны предмѣстья Гайдеръ-Паши медленно двигалась большая арба, изукрашенная фольою, лентами и разноцвѣтными шелковыми кистями, запряженная парою дымчатыхъ быковъ, которыхъ вели за рога двое саисовъ. Въ ней сидѣло съ десятокъ молодыхъ дѣвушекъ: однѣ изъ нихъ ко-
