руки, завертѣлся и его бѣлая юбка развернулась колоколомъ передъ строемъ ревущихъ дикарей.
Въ это время принесли въ мечеть ребенка, хорошенькую дѣвочку двухъ или трехъ лѣтъ. Молла коснулся до нея рукой и началъ читать молитву. Малютку положили на алый коверъ, и она поводила глазками то на воющихъ шемси, то на вертящагося мевлеви. Двое имамовъ взяли старика подъ руки, подвели къ дѣвочкѣ; онъ поставнлъ ей на грудь сперва одну ногу, нотомъ другую и выпрямился. При всей увѣренности въ искусствѣ фокусника, я не могъ удержаться отъ непріятнаго чувства. Малютка однакожъ не вскрикнула: кажется, старикъ опирался локтями на имамовъ и ноги его едва касались ребенка.
— Это исцѣленіе больныхъ! сказалъ одинъ изъ нашихъ французовъ.
— Чтобы старику вылѣчить своей благодатью и самую Турцію! замѣтилъ другой.
— Это ужъ дѣло моллы Ретклифа: вѣдь онъ именно для того и наступилъ на горло Портѣ.
Продѣлка повторилась еще надъ десяткомъ дѣтей, которыхъ одного за другимъ клали на коверъ. Старый молла, при неумолкающемъ ревѣ своихъ шемси и круженьі бѣлаго дервиша, становился имъ на грудь или спину, поддерживаемый двумя имамами. Иныя дѣти лежали молча, другія плакали, но кажется не отъ боли, a скорѣе отъ страха при дикомъ завываньѣ безумцевъ, въ которомъ не было ничего человѣческаго. Въ заключеніе на полу улеглось пятеро солдату — и старикъ, никѣмъ уже не поддерживаемый, прошелся взадъ и впередъ по ихъ спинамъ: они поднялись очень-довольные и поцѣловали у него руку. Между-тѣмъ дервишей одного за другимъ выносили изъ мечети: подъ-конецъ въ ряду воющихъ во имя Пророка осталось только десять человѣкъ. Это были настоящіе герои фанатизма, избранники людскаго безумія: съ закатившимися глазами, съ кровавой пѣ-
