лечить; а если не вылечу, вели вѣшать другую петлю: мнѣ петля и попу петля!“ Вотъ старичекъ склалъ куски тѣла царевнина штука къ штукѣ, дунулъ—и царевна встала жива и здрава. Царь наградилъ ихъ обоихъ серебромъ и златомъ. „Пойдемъ же, попъ, деньги дѣлить“, сказалъ старикъ. Пошли. Склали всѣ деньги на три кучки. Попъ глядитъ: „какъ-же! насъ двое, кому-же третья-то часть?“—А это тому, сказалъ старичекъ, кто съѣлъ у меня просвирки. „Я съѣлъ, старичекъ! вскрычалъ попъ; право я, ей Богу я!“ Ну, на тебѣ и деньги, да возьми и мои. Служи вѣрно въ своемъ приходѣ, не жадничай, да не бей ключами Николу по плеши,—сказалъ старичекъ и вдругъ сталъ невидимъ[1]. (Записана въ Шенкурскомъ уѣздѣ, Архангельской губерніи, г. Н. Борисовымъ).
- ↑ Варіантъ: „Ну впередъ-же не бей ключами Николу-угодника; вотъ какъ прошибъ ты мнѣ голову!“
лечить; а если не вылечу, вели вешать другую петлю: мне петля и попу петля!» Вот старичок склал куски тела царевнина штука к штуке, дунул — и царевна встала жива и здрава. Царь наградил их обоих серебром и златом. «Пойдем же, поп, деньги делить», сказал старик. Пошли. Склали все деньги на три кучки. Поп глядит: «как же! нас двое, кому же третья-то часть?» — А это тому, сказал старичок, кто съел у меня просвирки. «Я съел, старичок! вскрычал поп; право я, ей Богу я!» Ну, на тебе и деньги, да возьми и мои. Служи верно в своем приходе, не жадничай, да не бей ключами Николу по плеши, — сказал старичок и вдруг стал невидим[1]. (Записана в Шенкурском уезде, Архангельской губернии, г. Н. Борисовым).
- ↑ Вариант: «Ну вперед же не бей ключами Николу-угодника; вот как прошиб ты мне голову!»
