цее, тай одвичае: „Господы мылостывый! що це таке значыть, що коло переднищыхъ двохъ крыныць, куды я попереду ходывъ пыть воды, есть тамъ богацько страшеннаго гаду, що й прыступить страшно; а тутынька въ третимъ яру такъ дуже прихорошая крыныця зъ водою и все тутынька росте дуже гарная пахнючая всякая всячина, що й не можно налюбоватысь и наслухатьця птычаго щебетаня, що й любуйся, прислухайся тай ще того хочитця?“—А Богъ одвичае јому: „оце-же знай, що переднищый яръ, дѣ ты бачывъ богацько злого страшнаго гаду, то тее мисто называитця пекломъ и воно опредиляно для того богатыря, що мы булы у него на высильи, а другій яръ, дѣ есть еще гиршій пристрашенный гадъ, то также приготовано пекло для жинки того-же богача, бо јого жинка ище гирша видъ свого чоловика[1]; а якъ воны не вмилы въ счастія жыты, добре шановатысь, и не хотилы помогаты биднымъ людямъ, то за тее по смерти будутъ вично мучытьця въ тыхъ пеклахъ. А оце третій яръ, дѣ ты, Мыколаю, пывъ воду, тай довго такъ тутъ забарывся[2] черезъ тее, що тутынька дуже хороше, называетця рай, опредиляный для теи бидной вдовы, що мы въ неи ночувалы, бо вона на симъ
цее, тай одвичае: «Господы мылостывый! що це таке значыть, що коло переднищых двох крыныць, куды я попереду ходыв пыть воды, есть там богацько страшенного гаду, що й прыступить страшно; а тутынька в третим яру так дуже прихорошая крыныця з водою и всё тутынька росте дуже гарная пахнючая всякая всячина, що й не можно налюбоватысь и наслухатьця птычего щебетаня, що й любуйся, прислухайся тай ще того хочитця?» — А Бог одвичае јому: «оце же знай, що переднищый яр, де ты бачыв богацько злого страшного гаду, то тее мисто называитця пеклом и воно опредиляно для того богатыря, що мы булы у него на высильи, а другий яр, де есть еще гирший пристрашенный гад, то также приготовано пекло для жинки того же богача, бо јого жинка ище гирша вид свого чоловика[1]; а як воны не вмилы в счастья жыты, добре шановатысь, и не хотилы помогаты бидным людям, то за тее по смерти будут вично мучытьця в тых пеклах. А оце третий яр, де ты, Мыколаю, пыв воду, тай довго так тут забарывся[2] через тее, що тутынька дуже хороше, называетця рай, опредиляный для теи бидной вдовы, що мы в неи ночувалы, бо вона на сим
