три года пропадалъ онъ безъ вѣсти, да разъ какъ-то подъ праздникъ сошлось въ торговой банѣ бѣсовское сборище и мужика съ собой привело; давай пировать, плясать, пѣсни распѣвать! до того загулялись, что пѣтухи запѣли—и въ ту-жъ минуту сгинули всѣ черти. Остался одинъ мужикъ въ банѣ, началъ онъ стучать въ двери и насилу достучался, чтобъ отперли. Сторожа выпустили его изъ бани, смотрятъ—мужикъ весь въ лохмотьяхъ, чуть не голый вышелъ: такъ обносился! И дивуются всѣ, какъ попалъ онъ въ баню; стали его разспрашивать. Мужикъ разсказалъ, что цѣлые три года таскался съ чертями по разнымъ мѣстамъ: „гдѣ свадьба, или какой праздникъ, тамъ и нечистые завсегда; придутъ и засядутъ на печкѣ, а какъ станутъ хозяева подавать на столъ неблагословенное кушанье, они тотчасъ подхватятъ то блюдо къ себѣ, все наготовленное съѣдятъ, а вмѣсто ѣды накладутъ на блюдо всякой погани. Тоже самое и съ питьемъ; вино ли, медъ ли подадутъ не благословясь—они до-чиста опорожнятъ посудину, да и нальютъ туда чего хуже не выдумаешь!“
три года пропадал он без вести, да раз как-то под праздник сошлось в торговой бане бесовское сборище и мужика с собой привело; давай пировать, плясать, песни распевать! до того загулялись, что петухи запели — и в ту ж минуту сгинули все черти. Остался один мужик в бане, начал он стучать в двери и насилу достучался, чтоб отперли. Сторожа выпустили его из бани, смотрят — мужик весь в лохмотьях, чуть не голый вышел: так обносился! И дивуются все, как попал он в баню; стали его расспрашивать. Мужик рассказал, что целые три года таскался с чертями по разным местам: «где свадьба, или какой праздник, там и нечистые завсегда; придут и засядут на печке, а как станут хозяева подавать на стол неблагословенное кушанье, они тотчас подхватят то блюдо к себе, всё наготовленное съедят, а вместо еды накладут на блюдо всякой погани. Тоже самое и с питьем; вино ли, мед ли подадут не благословясь — они дочиста опорожнят посудину, да и нальют туда чего хуже не выдумаешь!»
