a. Одинъ пустынникъ молился тридцеть три года, и видитъ къ какому-та царю ходятъ дьявола̀ на обѣдъ, ивкаютъ, гайкаютъ (кричатъ, кличутъ), пляшутъ, скачутъ и пѣсни поютъ. Одинъ разъ Потанька хромой отсталъ отъ дьяволовъ; пустынникъ вышолъ да и спрашиватъ ево: „куда вы такъ ходите?“—Да ходимъ вотъ къ такому-то царю на обѣдъ; у нево всѣ стряпухи дѣлаютъ все не благословесь, намъ и ладно! Старикъ и думать, какъ-бы объ этомъ извѣстить царя; а отъ царя носили ему обѣдать кажной день. Онъ принялъ ѣства да на тарелкахъ взялъ и надписалъ, што дьявола къ нему ходятъ на обѣдъ кажной день. Царь увидялъ эту надпись, тотчась всѣхъ людей перемѣнилъ и поставилъ къ стряпнѣ людей набожныхъ; за чево они ни возмутца—все говорятъ: „Господи, благослови!“ Видитъ пустынникъ дьяволовъ—впередъ шли веселы и радостны, а назадъ идутъ заунывны и печальны, и спрашиваетъ опеть Потаньку, што они не веселы? Тотъ только и сказалъ: „молчи-жо! ужо мы тебѣ отплатимъ!“ Не сталъ видать
a. Один пустынник молился тридцеть три года, и видит к какому-та царю ходят дьявола́ на обед, ивкают, гайкают (кричат, кличут), пляшут, скачут и песни поют. Один раз Потанька хромой отстал от дьяволов; пустынник вышол да и спрашиват ево: «куда вы так ходите?» — Да ходим вот к такому-то царю на обед; у нево все стряпухи делают всё не благословесь, нам и ладно! Старик и думать, как бы об этом известить царя; а от царя носили ему обедать кажной день. Он принял ества да на тарелках взял и надписал, што дьявола к нему ходят на обед кажной день. Царь увидял эту надпись, тотчась всех людей переменил и поставил к стряпне людей набожных; за чево они ни возмутца — всё говорят: «Господи, благослови!» Видит пустынник дьяволов — вперед шли веселы и радостны, а назад идут заунывны и печальны, и спрашивает опеть Потаньку, што они не веселы? Тот только и сказал: «молчи-жо! ужо мы тебе отплатим!» Не стал видать
