ты жди!“ Вотъ воротился солдатъ отъ Бога. „Что, служивый, правду я сказала?“ спрашиваетъ Смерть.—Врешь, солгала немного. Богъ велѣлъ тебѣ прежде еще лѣса подстригать да горы ровнять; а потомъ и за меня приниматься. И солдатъ отправился на зимнія квартиры вольнымъ шагомъ, а Смерть осталась въ страшномъ горѣ. Шутка ли! развѣ мала работа—лѣса подстригать да горы ровнять? И много, много лѣтъ трудилась Смерть за этой работой, а солдатъ жилъ себѣ да жилъ.
Наконецъ и въ третій разъ пришла за солдатомъ Смерть, и нечѣмъ ему было отговориться: пошелъ солдатъ въ адъ. Пришелъ и видитъ, что народу многое множество. Онъ то толчкомъ, то бочкомъ, а гдѣ и ружье на перевѣсъ, и добрался до самаго сатаны. Посмотрѣлъ на сатану и побрелъ искать въ аду уголка, гдѣ-бы ему расположиться. Вотъ и нашелъ; тотчасъ наколотилъ въ стѣну гвоздей, развѣсилъ аммуницію и закурилъ трубку. Не стало въ аду прохода отъ солдатика; не пускаетъ никого мимо своего добра: „не ходить! вишь, казенныя вещи лежатъ; а ты, можетъ, на руку нечистъ. Здѣсь всякаго народу много!“ Велятъ ему черти воду носить, а солдатъ говоритъ: „я двадцать пять лѣтъ Богу и великому государю служилъ, да воды не носилъ; а вы съ чего это вздумали… Убирайтесь-ка къ своему дѣдушкѣ!“ Не стало
ты жди!» Вот воротился солдат от Бога. «Что, служивый, правду я сказала?» спрашивает Смерть. — Врешь, солгала немного. Бог велел тебе прежде еще леса подстригать да горы ровнять; а потом и за меня приниматься. И солдат отправился на зимние квартиры вольным шагом, а Смерть осталась в страшном горе. Шутка ли! разве мала работа — леса подстригать да горы ровнять? И много, много лет трудилась Смерть за этой работой, а солдат жил себе да жил.
Наконец и в третий раз пришла за солдатом Смерть, и нечем ему было отговориться: пошел солдат в ад. Пришел и видит, что народу многое множество. Он то толчком, то бочком, а где и ружье наперевес, и добрался до самого сатаны. Посмотрел на сатану и побрел искать в аду уголка, где бы ему расположиться. Вот и нашел; тотчас наколотил в стену гвоздей, развесил амуницию и закурил трубку. Не стало в аду прохода от солдатика; не пускает никого мимо своего добра: «не ходить! вишь, казенные вещи лежат; а ты, может, на руку нечист. Здесь всякого народу много!» Велят ему черти воду носить, а солдат говорит: «я двадцать пять лет Богу и великому государю служил, да воды не носил; а вы с чего это вздумали… Убирайтесь-ка к своему дедушке!» Не стало
