И если скорбные пѣвцы святого храма
Печально запоютъ свой сумрачный мотивъ,
И вознесутся вверхъ куренья ѳиміама,—
20 То знайте, знайте всѣ, что я не умеръ, живъ!
И если, надъ моей зарытою могилой
Надгробный черный крестъ печально водрузивъ,
Друзья мои уйдутъ,—то въ этотъ мигъ унылый
Вы знайте, знайте всѣ, что я не умеръ, живъ!
25 Коль буду я лежать, невѣдомый для свѣта,
И память обо мнѣ исчезнетъ безъ слѣда,
Когда забудутъ всѣ угасшаго поэта,—
То знайте, знайте всѣ: я умеръ навсегда!
Л. Уманецъ.
И если скорбные певцы святого храма
Печально запоют свой сумрачный мотив,
И вознесутся вверх куренья фимиама, —
20 То знайте, знайте все, что я не умер, жив!
И если, над моей зарытою могилой
Надгробный чёрный крест печально водрузив,
Друзья мои уйдут, — то в этот миг унылый
Вы знайте, знайте все, что я не умер, жив!
25 Коль буду я лежать, неведомый для света,
И память обо мне исчезнет без следа,
Когда забудут все угасшего поэта, —
То знайте, знайте все: я умер навсегда!
Л. Уманец.
