Ласточка улетѣла, а голуби такъ и не научились хорошо вверхъ подыматься. Остались жить въ полутемномъ дворѣ. Все зерна клюютъ, ссорятся и мирятся. Потолстѣли такъ, что бѣдныя ихъ ножки покраснѣли съ натуги: очень тяжело голубей носить.
А легкія пушинки на голубяхъ совсѣмъ взбунтовались.
— Что же,—говорятъ,—мы, нѣжныя, красивыя, будемъ съ этими обжорами по низамъ скучать! Улетимъ къ солнышку.
И стали пушинки съ голубей срываться, и поплыли по воздуху, маленькія. А какъ попали пушинки въ солнечный лучъ, онъ ихъ посеребрилъ и унесъ въ облачко.
А ты видалъ, какъ голубиныя пушинки летаютъ по воздуху?
Ласточка улетела, а голуби так и не научились хорошо вверх подыматься. Остались жить в полутёмном дворе. Всё зёрна клюют, ссорятся и мирятся. Потолстели так, что бедные их ножки покраснели с натуги: очень тяжело голубей носить.
А лёгкие пушинки на голубях совсем взбунтовались.
— Что же, — говорят, — мы, нежные, красивые, будем с этими обжорами по низам скучать! Улетим к солнышку.
И стали пушинки с голубей срываться, и поплыли по воздуху, маленькие. А как попали пушинки в солнечный луч, он их посеребрил и унёс в облачко.
А ты видал, как голубиные пушинки летают по воздуху?
