— Да дѣло въ томъ, что…
— Ну?
— У меня и рубля нѣтъ!!!
Онъ упалъ на и подушку и стыдливо зарылся въ нее съ головой.
— Устяяя! У тебя поразительный цвѣтъ лица и, вообще, фигура… Сходи за парикмахеромъ.
— Да чортъ съ нимъ, — слабо запротестовалъ Кашицынъ, выглядывая изъ за угла подушки.
Береговъ пожалъ плечами и, молчаливо подойдя къ окну, открылъ обѣ форточки.
— Ой, холодно! — завопилъ хозяинъ.
— Что вы говорите! Вотъ не подозрѣвалъ. А помните, я въ маѣ открывалъ эту же форточку и тогда не было холодно. Вы помните май, Кашицынъ? Помните, я у васъ былъ въ гостяхъ… Это было 7 мѣсяцевъ тому назадъ… Помните, вы тогда пришли домой возбужденный, к стали выбрасывать изо всѣхъ кармановъ деньги… Тысячу рублей, еще тысячу, пачку въ пять тысячъ, еще такую же пачку. Что-то, помнится мнѣ, всего было около 15 тысячъ?!
— Да, около этого,— прогудѣлъ въ подушку хозяинъ…
— Помнится, тогда же вы послали Устю за какимъ-то особеннымъ портнымъ и заказали ему всякой чепухи тысячи на полторы… вы позвонили въ экипажное заведеніе и наняли себѣ мѣсячный экипажъ, вы…
— Да, я это все помню, — перебилъ хозяинъ съ легкимъ нетерпѣніемъ. — Теперь, если бы у меня была одна десятая, сотая этихъ денегъ, — я бы уже не былъ такимъ дуракомъ.
— Это меня радуетъ, — сказалъ Береговъ, глядя на него загадочными глазами. — Вы сдѣлались мудры… А вотъ и парикмахеръ! Устя! Умыться барину! Чистую сорочку, Устя! Такая красивая женщина, какъ вы, —
