тѣло въ небольшой текинскій коверъ, поднялъ упакованнаго такимъ образомъ мальчика.
— Видишь ли, — обратился онъ къ нему. — Я съ тобой говорилъ, какъ съ человѣкомъ, а ты относишься ко мнѣ, какъ свинья. Поэтому, я сейчасъ отнесу тебя въ ванную, положу тамъ на полчаса и уйду. На свободѣ ты можешь размышлять, что тебѣ выгоднѣе — враждовать со мной или слушаться. Ну, вотъ. Тутъ тепло и безвредно. Лежи.
IV.
Когда, полчаса спустя, Береговъ распаковывалъ молчащаго Кисю, тотъ сдѣлалъ надъ собой усиліе и, поднявъ страдальческіе глаза, спросилъ:
— Вы меня, вѣроятно, убьете?
— Нѣтъ, что ты. Замѣть — пока ты ничего дурного не дѣлаешь и я ничего дурного не дѣлаю… Но если ты еще разъ закричишь, — я снова заткну тебѣ ротъ и закатаю въ коверъ — и такъ всякій разъ. Ужъ я, брать, такой человѣкъ!
Передъ сномъ пили чай и ужинали.
— Кушай, — сказалъ Береговъ самымъ доброжелательнымъ тономъ. — Вотъ котлеты, вотъ сардины.
— Я не могу ѣсть котлетъ, — сказалъ Кися. — Онѣ пахнутъ мыломъ.
— Неправда. А, впрочемъ, ѣшь сардины.
— И сардины не могу ѣсть, онѣ какія-то плоскія…
— Эхъ ты, — потрепалъ его по плечу Береговъ. — Скажи просто, что ѣсть не хочешь.
— Нѣтъ хочу. Я бы съѣлъ яичницу и хлѣбъ съ вареньемъ.
— Не получишь! (Снова это желѣзо въ голосѣ. Кися сталъ вздрагивать, когда оно лязгало). Если ты не хочешь ѣсть, не стану тебя упрашивать. Проголо-
