распространенія и связанному съ этимъ раздробленію его на нарѣчія, а также вслѣдствіе глубокой древности многихъ документовъ и происшедшихъ за этотъ періодъ историческихъ переворотовъ. Очень долгое время, почти до нашихъ дней, литературные памятники доходили до насъ въ какихъ-то жалкихъ отрывкахъ изъ отрывковъ, да еще нерѣдко искаженные, вслѣдствіе недостаточнаго знанія языка. Поэтому и огромное гуманитарное значеніе индусскаго наслѣдства для нашей, едва пробуждающейся культуры, выясняется только теперь, да и то понемногу.
Когда Анкетиль ДюПерронъ, истый герой среди оріенталистовъ, разыскалъ въ самомъ сердцѣ Персіи Зе^дъ-АвестУ, привезъ ее въ Парижъ и перевелъ (1771), среди европейскихъ ученыхъ разгорѣлся ожесточенный споръ относительно цѣнности этого произведенія; такъ называемые «авторитеты» высказали почти единогласно свое презрѣніе. Такъ напримѣръ, нѣмецкій оріенталистъ Мейнерсъ рѣшилъ коротко и ясно: «Это та же безсмыслица, которую проповѣдуютъ индійскіе попы»; въ то же время одинъ изъ англійскихъ ученыхъ, Вильямъ Джонсъ, въ своей критикѣ, написанной по-французски, высокомѣрно заявляетъ: «Біесі іі а ип Иотте пё бапз се зіёсіе сіе з'іп^аѣиег сіе {а!Ыез іпбіеппез?».
Но Дюперронъ не далъ себя смутить. Въ 1775 г. онъ открылъ рукопись персидскаго перевода нѣсколькихъ древне-индусскихъ Упанишадъ и издалъ ее на латинскомъ языкѣ. Вскорѣ оиъ пріобрѣлъ самаго неожиданнаго союзника: вышеупомянутый Вильямъ Джонсъ былъ по службѣ переведенъ въ Индію, и это заставило его основательно заняться санскритомъ; онъ сталъ все больше углубляться въ «индійскія
распространения и связанному с этим раздроблению его на наречия, а также вследствие глубокой древности многих документов и происшедших за этот период исторических переворотов. Очень долгое время, почти до наших дней, литературные памятники доходили до нас в каких-то жалких отрывках из отрывков, да еще нередко искаженные, вследствие недостаточного знания языка. Поэтому и огромное гуманитарное значение индусского наследства для нашей, едва пробуждающейся культуры, выясняется только теперь, да и то понемногу.
Когда Анкетиль ДюПеррон, истый герой среди ориенталистов, разыскал в самом сердце Персии Зе^д-АвестУ, привез ее в Париж и перевел (1771), среди европейских ученых разгорелся ожесточенный спор относительно ценности этого произведения; так называемые «авторитеты» высказали почти единогласно свое презрение. Так например, немецкий ориенталист Мейнерс решил коротко и ясно: «Это та же бессмыслица, которую проповедуют индийские попы»; в то же время один из английских ученых, Вильям Джонс, в своей критике, написанной по-французски, высокомерно заявляет: «Биеси іі а ип Иотте пё бапз се зиёсие сие з'ип^аеиег сие {а!Ыез ипбиеппез?».
Но Дюперрон не дал себя смутить. В 1775 г. он открыл рукопись персидского перевода нескольких древне-индусских Упанишад и издал ее на латинском языке. Вскоре оиъ приобрел самого неожиданного союзника: вышеупомянутый Вильям Джонс был по службе переведен в Индию, и это заставило его основательно заняться санскритом; он стал всё больше углубляться в «индийские
