в последнем из этих решений высказал даже то положение, что из правила 20 ст. уст. гр. суд., не лишающего права и самих расточителей искать и отвечать на суде, никоим образом не следует выводить то заключение, чтобы им имелось в виду устранить опекунов над имением расточителя от ведения дел, касающихся имущества, состоящего в их управлении, так как без этого права было бы не только невозможно управление имением расточителя, но и сохранение его от захватов и разорения, ввиду достижения каковой цели опека над имением расточителя по закону именно и установляется.
Таким объяснением правила 20 ст. уст. гр. суд. сглаживается отчасти противоречие его правилам указывающим последствия учреждения опеки над имением расточителя, но далеко еще не выясняется ни значение этой опеки, если даже считать ее именно за опеку, а не за попечительство, ни объем ограничений дееспособности расточителя, вызываемых ее установлением, что может выясниться только по несколько более подробном рассмотрении самых последствий ее установления но отношению дееспособности расточителя. Хотя только что приведенное правило закона, заключающее в себе определение этих последствий, и изложено далеко не с надлежащей полнотой и точностью, но, несмотря на это, из него нельзя не усмотреть, что последствия эти заключаются, во-1-х, в том, что расточитель лишается права распоряжения его имением, т. е. права его отчуждения и обременения какими-либо правами и долгами, вследствие того, что по правилу 152 ст. XIV т. уст. о пред. и пресеч. прест. он отстраняется от права на продажу или заклад его имущества, а также от права заключения всякого рода обязательных для него актов, т. е., как можно предполагать, таких актов, которыми на него возлагаются какие-либо обязательства, и во-2-х, в том, что расточитель лишается также и права на управление его имением, так как в силу этой же статьи все распоряжения по управлению его делами и имением относятся к обязанности его опекунов. Что в таком смысле должно быть понимаемо правило этой статьи, т. е. что расточитель должен лишиться права не только на распоряжение его имуществом и принятия на себя каких-либо обязательств, но и права управления им, то за это высказываются также сенат (реш. 1890 г., № 66) и Исаченко (Юрид. Вест., 1885 г., кн. 11, стр. 511). По сравнении, затем, определения последствий ограничения дееспособности расточителя с определением, касающимся ограничений дееспособности малолетних и несовершеннолетних, нельзя не усмотреть, что дееспособность расточителей по сравнению, с одной стороны, с дееспособностью несовершеннолетних представляется более ограниченной, так как они не только лишаются права распоряжения их имуществом, но и устраняются от управления им, между тем, как несовершеннолетние лишены только права самостоятельно без согласия попечителя распоряжения их имуществом, а с другой, по сравнению с дееспособностью малолетних, напротив, представляется менее ограниченной, вследствие того, как справедливо заметил Исаченко, что опека учреждается собственно только над их имуществом, но не над ними самими, как опека над малолетними и душевнобольными, вследствие чего они и не могут быть лишены права на вступление в такого рода сделки, которые вовсе не клонятся к расточению и обременению их имущества. В доказательство этого заключения, а равно и того, что опека над расточителями отличается иным характером, чем опека над малолетними, Исаченко совершенно основательно ссылается на те указы и узаконения, которые послужили источником ныне действующих законов о расточителях, выраженных в правилах 150—152 ст. XIV т. уст. о пред. и пресеч. преступ., как, напр., на Учреждение о губерн. Екатерины II 7 ноября 1775 г., на указы 14 марта
