ник Шершеневича (Жур. Мин. Юст. 1902 г., № 9, стр. 31). Такого указания на последствия безвестного отсутствия, в самом законе, однако же, не выражено, а из 1459 ст. правил о порядке удостоверения в безвестном отсутствии, установленных в новом уставе гражданского судопроизводства, может быть в этом отношении выведено только то заключение, что безвестно отсутствующий, по постановлении судом определения о признании его безвестно отсутствующим, может в течение 10 лет со дня первой публикации окружного суда о розыске его просить суд о возвращении ему имения, взятого за его отсутствием в опекунское управление. По мнению Любавского, на основании этого правила следует, кроме этого, еще признать, что на пропуске безвестно отсутствующим указанного в ней срока на заявление просьбы о возвращении имения, он должен за истечением давности потерять его права на него, вследствие невладения им (Юрид. моногр. и исслед., т. ІІ, стр. 380—384). Согласное с заключением Любавского мнение о последствиях признания кого-либо безвестно отсутствующим у нас высказали также Шершеневич, основываясь на том соображении, что будто бы и наш закон, указывая, как на последствие признания кого-либо безвестно отсутствующим, на потерю им права его на его имущество, принимает за основание этого определения презумпцию смерти лица, бросившего свое имущество и семью (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 69), Гольмстен в изданных им лекциях Мейера (изд. 7, стр. 55) и Васьковский, и последний, основываясь, главным образом, на правиле 1459 ст. уст. гр. суд., по которому признанный безвестно отсутствующим не лишается права просить суд в срок, указанный в 1244 ст. X т., о возвращении ему именно его имения, каковые слова не могут будто бы оставлять какое-либо сомнение в том, что на основании этой статьи просить о возвращении имения вправе сами безвестно отсутствующие собственники, а не их наследники, и ввиду чего и противоречие этой статьи ссылке составителей судебных уставов на 1244 ст. Х т. должно быть объясняемо тем соображением, что они ошибочно предполагали, что наш гражданский закон будто бы с точностью определяет последствия безвестного отсутствия и что вследствие этого им оставалось только определить порядок удостоверения в нем (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 54—55). Шершеневич в вышеуказанной статье его (Журн. Мин. Юст., 1896 г., кн. 5, стр. 28—31) основывает заключение его о последствиях признания лица безвестно отсутствующим не только на означенной статье устава гражд. судопроизводства, но на всех правилах его, к производству об удостоверении в безвестном отсутствии относящихся, из которых, по его мнению, нельзя не усматривать, что составители их, имея перед собой французскую систему удостоверения в безвестном отсутствии, приняли ее за руководство при их составлении, причем только не решились ясно выразить в них их мысль о последствиях безвестного отсутствия, указанных в уставе французском, не считая себя призванными к созданию норм права материального, но что, несмотря на это, из установленных ими правил собственно о порядке производства об удостоверении в безвестном отсутствии все же нельзя не вывести то заключение, что последствия эти должны быть и у нас те же самые, которые указаны в уставе французском.
По мнению Победоносцева, напротив, ввиду отсутствия в законе прямого указания на возможность осуществления наследниками их наследственных прав на имущество лица, признанного безвестно отсутствующим, наступление такого последствия безвестного отсутствия вряд ли может считаться допустимым (Курс гр. пр., т. II, стр. 245), а по мнению Дювернуа, из постановлений нашего закона о последствиях безвестного отсутствия можно вывести то заключение, что несомнительно только наследственные права
