шение и в подписи своей означил свое звание, имя, фамилию или прозвище. Кроме того, форма прошения требует, чтобы в прошении были упомянуты те приложения, которые представляются в суд при исковом прошении, как, напр., документы, копии оных, деньги и проч.
Далее, в отношении подписи прошения помещены еще правила в следующих статьях; так, 260 ст. говорит: „по неграмотности или болезни просителя, вместо него может подписать прошение тот, кому он сие доверит, с означением причины, по коей сам проситель не подписал прошения“. По поводу этого правила я должен сказать следующее: во-1-х, закон, ставя, как общее правило, что прошение должно быть подписано самим просителем, делает из этого правила исключение и дозволяет подписывать исковое прошение за просителя другому лицу, по двум причинам: а) по неграмотности просителя и б) по болезни просителя. В этом последнем случае прошение может быть подписано за просителя другим лицом, когда проситель сам грамотный и мог бы сам подписать прошение, но когда он не может это исполнить по болезни; кроме того, относительно содержания и формы подписи прошения за другое лицо вообще, следует заметить: во-первых, что в подписи другого лица, должна быть всегда указываема та причина, по которой прошение не подписано самим просителем; во-вторых, что для удостоверения уполномочия на подписание прошения за просителя другим лицом, ни в каком случае не следует требовать совершения формальной доверенности, а достаточно в подписи только упомянуть о том, что проситель верит подписать за него прошение, потому что в самой 260 ст. не заключается требования на этот случай совершения формальной доверенности; в-третьих, что подлинность подписи за другое лицо не должна также подлежать какому либо засвидетельствованию, как это объяснил сенат (реш. 1876 года, № 51), опять на том основании, что правило 260 ст. этого не требует, а также, что в подписи подробно имя, отчество и фамилия просителя могут быть и не означаемы; а может быть, по объяснению сената (реш. 1877 года. № 102), просто указало „вместо вышеозначенных просителей“, и в-четвертых, что приложение к прошению, вместо подписи, напр., печати просителя не может считаться достаточным и не может заменять подпись, как это объяснил казанский окружной суд (Указатель Шимановского, тезис 1333). Кажется, не сомневаясь, можно утверждать, что дозволение 260 ст. подписывать прошение, вместо просителя, другому лицу по неграмотности или болезни самого просителя должно относиться и к тому случаю, когда просителем является не сам истец, а его представитель, напр., опекун, поверенный и проч. Относительно поверенных, впрочем, нужно заметить, что подпись, вместо них, на прошении может быть сделана другим лицом разве только по случаю болезни, но не вследствие неграмотности, потому что вообще неграмотные не могут быть поверенными в общих судебных учреждениях.
Обращаюсь, наконец, к рассмотрению последнего правила, относящегося до подписи прошений, — правила, выраженного в 261 ст., в которой сказано, что прошения иностранцев должны быть писаны на русском языке, но что подпись на оных может быть сделана и на другом языке, но с переводом подписи на русский язык, засвидетельствованным через присяжного переводчика, или же через какое-либо должностное или частное, известное суду, лицо, знающее язык, на коем прошение подписано. Для того, конечно, чтобы подпись на прошении могла быть сделана на языке иностранном, вовсе не требуется, чтобы иностранец, подписывающий прошение на своем языке, не был русским подданным; напротив, всякий иностранец, хотя бы и русский подданный, если только он не знает рус-
