вления будет, во-первых, тот, что такого рода доказательства, как, напр., допрос свидетелей, присяга, осмотр на месте и проч., никогда не могут быть приняты от тяжущихся по единоличному распоряжению председателя суда, так что если бы, положим, истец в самом исковом прошении указал, в подтверждение некоторых обстоятельств дела, на свидетелей и просил их вызвать и допросить, то председатель суда, несмотря на это, не вправе сам распорядиться вызовом указанных истцом свидетелей к допросу, пока определение о вызове не будет постановлено судом. Самое же определение о вызове свидетелей или о принятии другого какого-либо доказательства может быть постановлено судом, конечно, не иначе, как в публичном судебном заседании.
Кроме того, наиболее существенный вопрос, возбуждаемый правилом 369 ст., заключается в том, — обязан ли суд непременно и всегда принимать от тяжущихся всякого рода доказательства, на которые им только заблагорассудится указать суду, или же суд в праве своим определением, при известных условиях, отказывать тяжущимся в принятии тех или других доказательств? Вопрос этот возбуждается, главным образом, вследствие того, что буквальный смысл выражений 369 ст. таков, что может, пожалуй, подать повод предполагать, что суд в праве только постановлять определения об удовлетворении просьб тяжущихся о принятии тех или других доказательств, но не об отказе им в этом. Понятно, впрочем, что такое узко-буквальное толкование правила этой статьи должно быть положительно отвергнуто, потому что уже одно то обстоятельство, что устав допускает принятие от тяжущихся доказательств не иначе, как по определению суда, может служить ясным указанием тому, что суду предоставляется право обсудить, при постановлении определения, вопрос о возможности и необходимости принятия того или другого доказательства и предоставляется, следовательно, право, в случае разрешения этого вопроса в смысле отрицательном, отказать тяжущимся в принятии указываемого ими доказательства. Если бы суд обязан был принимать непременно всякое доказательство, указываемое сторонами, то и самое определение о принятии было бы излишне, потому что принятие доказательств совершалось бы всякий раз в силу самого закона. Исключение в этом отношении могут составить разве только сделанное в суде признание и письменные доказательства, которые должны быть приняты во внимание судом непременно и для самого принятия которых не требуется никакого предварительного судебного определения, потому что доказательства эти до такой степени просты, что для принятия их не требуется от суда совершения каких-либо особых процессуальных действий. Сенат также во множестве решений, относящихся до отдельных видов доказательства, дает довольно широкий простор усмотрению суда, относительно вопроса о принятии или непринятии от тяжущихся тех или других доказательств. Если, таким образом, суд вправе постановить определение, как о принятии, так и об отказе в принятии от тяжущихся тех или других доказательств, то само собой разумеется, что суд, прежде постановления по этому предмету своего определения, должен строго взвесить значение тех фактов, которые домогаются доказать стороны. Считаю нелишним привести здесь некоторые мысли, высказанные по этому предмету Бонье в его сочинении: Traité des preuves (изд. 4, т. 1, стр. 59), — мысли, усвоенные и вообще наукой права. Он говорит: „суд не должен без обсуждения постановлять о принятии доказательств в подтверждение всех фактов, которые стороны стремятся доказать. Факты, приведенные сторонами, должны быть предварительно рассмотрены в двух отношениях: в отношении самого основания спора, и, затем, какое значение они имеют сами по себе.
