На улицахъ еще было пусто. Левинъ пошелъ къ дому Щербацкихъ. Парадныя двери были заперты, и все спало. Онъ пошелъ назадъ, вошелъ опять въ нумеръ и потребовалъ кофей. Денной лакей, уже не Егоръ, принесъ ему. Левинъ хотѣлъ вступить съ нимъ въ разговоръ, но лакею позвонили, и онъ ушелъ. Левинъ попробовалъ отпить кофе и положить калачъ въ ротъ, но ротъ его рѣшительно не зналъ, что дѣлать съ калачомъ. Левинъ выплюнулъ калачъ, надѣлъ пальто и пошелъ опять ходить. Былъ десятый часъ, когда онъ во второй разъ пришелъ къ крыльцу Щербацкихъ. Въ домѣ только что встали, и поваръ шелъ за провизіей. Надо было прожить еще по крайней мѣрѣ два часа.
Всю эту ночь и утро Левинъ жилъ совершенно безсознательно и чувствовалъ себя совершенно изъятымъ изъ условій матеріальной жизни. Онъ не ѣлъ цѣлый день, не спалъ двѣ ночи, провелъ нѣсколько часовъ раздѣтый на морозѣ и чувствовалъ себя не только свѣжимъ и здоровымъ, какъ никогда, но онъ чувствовалъ себя совершенно независимымъ отъ тѣла: онъ двигался безъ усилія мышцъ и чувствовалъ, что все можетъ сдѣлать. Онъ былъ увѣренъ, что полетѣлъ бы вверхъ или сдвинулъ бы уголъ дома, если бъ это понадобилось. Онъ проходилъ остальное время по улицамъ, безпрестанно посматривая на часы и оглядываясь по сторонамъ.
И что онъ видѣлъ тогда, того послѣ уже онъ никогда не видалъ. Въ особенности дѣти, шедшія въ школу, голуби сизые, слетѣвшіе съ крыши на тротуаръ, и сайки, посыпанныя мукой, которыя выставила невидимая рука, тронули его. Эти сайки, голуби и два мальчика были неземныя существа. Все это случилось въ одно время: мальчикъ подбѣжалъ къ голубю и улыбаясь взглянулъ на Левина; голубь затрещалъ крыльями и отпорхнулъ, блестя на солнцѣ между дрожащими въ воздухѣ пылинками снѣга, а изъ окошка пахнуло духомъ печенаго хлѣба
