но въ прелестныхъ, сіяющихъ счастіемъ глазахъ ея онъ понялъ все, что ему нужно было знать. И онъ написалъ три буквы. Но онъ еще не кончилъ писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала отвѣтъ: Да.
— Въ secretaire играете? — сказалъ старый князь подходя. — Ну, поѣдемъ однако, если ты хочешь поспѣть въ театръ.
Левинъ всталъ и проводилъ Кити до дверей.
Въ разговорѣ ихъ все было сказано; было сказано, что она любитъ его и что скажетъ отцу и матери, что завтра онъ пріѣдетъ утромъ.
Когда Кити уѣхала и Левинъ остался одинъ, онъ почувствовалъ такое безпокойство безъ нея и такое нетерпѣливое желаніе поскорѣе, поскорѣе дожить до завтрашняго утра, когда онъ опять увидитъ ее и навсегда соединится съ ней, что онъ испугался какъ смерти этихъ четырнадцати часовъ, которые ему предстояло провести безъ нея. Ему необходимо было быть и говорить съ кѣмъ-нибудь, чтобы не оставаться одному, чтобъ обмануть время. Степанъ Аркадьевичъ былъ бы для него самый пріятный собесѣдникъ, но онъ ѣхалъ, какъ онъ говорилъ, на вечеръ, въ дѣйствительности же въ балетъ. Левинъ только успѣлъ сказать ему, что онъ счастливъ и что онъ любитъ его и никогда, никогда не забудетъ того, что онъ для него сдѣлалъ. Взглядъ и улыбка Степана Аркадьевича показали Левину, что онъ понималъ, какъ должно, это чувство.
— Что жъ, не пора умирать? — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, съ умиленіемъ пожимая руку Левина.
— Нннѣѣтъ! — сказалъ Левинъ.
Дарья Александровна, прощаясь съ нимъ, тоже какъ бы поздравила его, сказавъ: — Какъ я рада, что вы встрѣтились опять съ Кити, надо дорожить старыми дружбами. — Левину непріятны были эти слова Дарьи Александровны. Она не могла понять, какъ все это было высоко и недоступно ей, и она не должна
