тавшій ее. Подлѣ стоялъ бѣлокурый шведскій графъ, котораго знала по имени Кити. Нѣсколько человѣкъ больныхъ медлили около колясочки, глядя на эту даму, какъ на что-то необыкновенное.
Князь подошелъ къ ней, и тотчасъ же въ глазахъ его Кити замѣтила смущавшій ее огонекъ насмѣшки. Онъ подошелъ къ мадамъ Шталь и заговорилъ на томъ отличномъ французскомъ языкѣ, на которомъ столь немногіе уже говорятъ теперь, чрезвычайно учтиво и мило:
— Не знаю, вспомните ли вы меня, но я долженъ напомнить себя, чтобы поблагодарить за вашу доброту къ моей дочери, — сказалъ онъ ей, снявъ шляпу и не надѣвая ея.
— Князь Александръ Щербацкій, — сказала мадамъ Шталь, поднимая на него свои небесные глаза, въ которыхъ Кити замѣтила неудовольствіе. — Очень рада. Я такъ полюбила вашу дочь.
— Здоровье ваше все не хорошо?
— Да, я ужъ привыкла, — сказала мадамъ Шталь и познакомила князя со шведскимъ графомъ.
— А вы очень мало перемѣнились, — сказалъ ей князь. — Я не имѣлъ чести видѣть васъ десять или одиннадцать лѣтъ.
— Да, Богъ даетъ крестъ и даетъ силу нести его. Часто удивляешься, къ чему тянется эта жизнь?.. Съ той стороны! — съ досадой обратилась она къ Варенькѣ, не такъ завертывавшей ей пледомъ ноги.
— Чтобы дѣлать добро, вѣроятно, — сказалъ князь, смѣясь глазами.
— Это не намъ судить, — сказала госпожа Шталь, замѣтивъ оттѣнокъ выраженія на лицѣ князя. — Такъ вы пришлете мнѣ эту книгу, любезный графъ? Очень благодарю васъ, — обратилась она къ молодому шведу.
— А! — вскрикнулъ князь, увидавъ московскаго полковника, стоявшаго около, и, поклонившись госпожѣ Шталь, отошелъ съ дочерью и съ присоединившимся къ нимъ московскимъ полковникомъ.
