мать о настоящемъ положеніи своей жены. Онъ только видѣлъ внѣшніе признаки. Онъ видѣлъ, что она вела себя неприлично, и считалъ своимъ долгомъ сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать болѣе, а сказать только это. Онъ открылъ ротъ, чтобы сказать ей, какъ она неприлично вела себя, но невольно сказалъ совершенно другое.
— Какъ однако мы всѣ склонны къ этимъ жестокимъ зрѣлищамъ, — сказалъ онъ. — Я замѣчаю…
— Что? Я не понимаю, — презрительно сказала Анна.
Онъ оскорбился и тотчасъ же началъ говоритъ то, что хотѣлъ.
— Я долженъ сказать вамъ… — проговорилъ онъ.
„Вотъ оно, объясненіе“, подумала она и ей стало страшно.
— Я долженъ сказать вамъ, что вы неприлично вели себя нынче, — сказалъ онъ ей по-французски.
— Чѣмъ я неприлично вела себя? — громко сказала она, быстро поворачивая къ нему голову и глядя ему прямо въ глаза, но совсѣмъ уже не съ прежнимъ скрывающимъ что-то весельемъ, а съ рѣшительнымъ видомъ, подъ которымъ она съ трудомъ скрывала испытываемый страхъ.
— Не забудьте, — сказалъ онъ ей, указывая на открытое окно противъ кучера.
Онъ приподнялся и поднялъ стекло.
— Что вы нашли неприличнымъ? — повторила она.
— То отчаяніе, которое вы не умѣли скрыть при паденіи одного изъ ѣздоковъ.
Онъ ждалъ, что она возразитъ; но она молчала, глядя передъ собою.
— Я уже просилъ васъ держать себя въ свѣтѣ такъ, чтобъ и злые языки не могли ничего сказать противъ васъ. Было время, когда я говорилъ о внутреннихъ отношеніяхъ; я теперь не говорю про нихъ. Теперь я говорю о внѣшнихъ отношеніяхъ. Вы неприлично держали себя, и я желалъ бы, чтобъ это не повторялось.
Она не слышала половины его словъ, она испытывала страхъ
