Улыбка вдругъ исчезла съ лица Рябинина. Ястребиное, хищное и жестокое выраженіе установилось на немъ. Онъ быстрыми костлявыми пальцами разстегнулъ сюртукъ, открывъ рубаху на выпускъ, мѣдныя пуговицы жилета и цѣпочку часовъ, и быстро досталъ толстый старый бумажникъ.
— Пожалуйте, лѣсъ мой, — проговорилъ онъ, быстро перекрестившись и протягивая руку. — Возьмите деньги, мой лѣсъ. Вотъ какъ Рябининъ торгуетъ, а не гроши считать, — заговорилъ онъ, хмурясь и размахивая бумажникомъ.
— Я бы на твоемъ мѣстѣ не торопился, — сказалъ Левинъ.
— Помилуй, — съ удивленіемъ сказалъ Облонскій, — вѣдь я слово далъ.
Левинъ вышелъ изъ комнаты, хлопнувъ дверью. Рябининъ, глядя на дверь, съ улыбкой покачалъ головой.
— Все молодость, окончательно ребячество одно. Вѣдь покупаю, вѣрьте чести, такъ, значитъ, для славы одной, что вотъ Рябининъ, а не кто другой у Облонскаго рощу купилъ. А еще какъ Богъ дастъ расчеты найти. Вѣрьте Богу. Пожалуйте-съ. Условьице написать…
Черезъ часъ купецъ, аккуратно запахнувъ свой халатъ и застегнувъ крючки сюртука, съ условіемъ въ карманѣ, сѣлъ въ свою туго окованную телѣжку и поѣхалъ домой.
— Охъ, эти господа! — сказалъ онъ приказчику: — одинъ предметъ.
— Это какъ есть, — отвѣчалъ приказчикъ, передавая вожжи и застегивая кожаный фартукъ. — А съ покупочкой, Михаилъ Игнатьичъ?
— Ну, ну…
Степанъ Аркадьевичъ, съ оттопыреннымъ карманомъ серій, которыя за три мѣсяца впередъ отдалъ ему купецъ, вошелъ наверхъ. Дѣло съ лѣсомъ было кончено, деньги въ карманѣ, тяга была прекрасная и Степанъ Аркадьевичъ находился въ
