тили меня! Моя горячая итальянская кровь была, по его словамъ, разбавлена козьимъ молокомъ, и я просто-на-просто хворалъ отъ своей траппистской воздержанности. Мнѣ слѣдовало обзавестись «ручною птичкой», которая бы сумѣла своимъ пѣніемъ выманить меня изъ міра сновъ и мечтаній, слѣдовало стать человѣкомъ, какъ и всѣ, и тогда я буду здоровъ и тѣломъ, и духомъ!
— Мы очень не похожи другъ на друга, Бернардо!—сказалъ я.—И всетаки я такъ привязанъ къ тебѣ, что мнѣ часто хочется вѣкъ не разлучаться съ тобою!
— Ну, это бы повредило нашей дружбѣ!—отвѣтилъ онъ.—Она порвалась бы прежде, чѣмъ мы сами успѣли замѣтить это. Дружба, что любовь: разлука только укрѣпляетъ и ту, и другую. Я часто представляю себѣ, какъ скучно, въ самомъ дѣлѣ, быть женатымъ! Видѣть другъ друга постоянно при всякихъ обстоятельствахъ! Зато большинство супруговъ и тяготятся другъ другомъ, и связь ихъ держится только въ силу извѣстнаго рода чувства приличія или добродушія. Я же чувствую заранѣе, что какъ бы ни горѣло мое сердце любовью, встрѣть оно такую же пламенную взаимность—скоро оба сердца потухли бы: любовь—желаніе; разъ оно удовлетворено—оно умираетъ!
— Но если бы жена твоя,—сказалъ я:—была хороша и умна, какъ…
— Какъ Аннунціата!—подхватилъ онъ, такъ какъ я пріостановился подыскивая сравненіе.—Да, Антоніо, я бы любовался прекрасною розою, пока она была бы свѣжа; но едва бы ея лепестки увяли, ароматъ пропалъ, я… Да, Богъ вѣсть, какія желанія пробудились бы во мнѣ тогда! Въ настоящую же минуту я чувствую одно довольно странное желаніе… Правда, мнѣ и раньше приходило въ голову нѣчто подобное… Я бы хотѣлъ посмотрѣть, красна-ли у тебя кровь, Антоніо?.. Но, вѣдь, я человѣкъ благоразумный, ты мой другъ, истинный другъ, и мы не стали бы драться съ тобою, если бы даже встрѣтились на одномъ и томъ же любовномъ свиданіи!—Тутъ онъ громко засмѣялся, горячо прижалъ меня къ своей груди и полушутя сказалъ:—Я уступаю тебѣ мою ручную птичку,—она становится черезчуръ чувствительною и тебѣ вѣрно понравится! Пойдемъ къ ней сегодня вечеромъ; истинные друзья ничего не должны скрывать другъ отъ друга. Мы весело проведемъ вечеръ! А въ воскресенье святой отецъ дастъ намъ всѣмъ отпущеніе грѣховъ.
— Нѣтъ, я не пойду!—отвѣтилъ я.
— Ты трусъ, Антоніо!—сказалъ онъ.—Не давай же козьему молоку испортить въ тебѣ всю кровь! И твое сердце можетъ горѣть такою же пламенною, чувственною любовью, какъ мое! Я убѣдился въ этомъ! Твои страданья, страхъ, твое умерщвленіе плоти во время поста, все это—сказать-ли тебѣ на чистоту?—ничто иное, какъ тоска по свѣжимъ устамъ,
тили меня! Моя горячая итальянская кровь была, по его словам, разбавлена козьим молоком, и я просто-напросто хворал от своей траппистской воздержанности. Мне следовало обзавестись «ручною птичкой», которая бы сумела своим пением выманить меня из мира снов и мечтаний, следовало стать человеком, как и все, и тогда я буду здоров и телом, и духом!
— Мы очень не похожи друг на друга, Бернардо! — сказал я. — И всё-таки я так привязан к тебе, что мне часто хочется век не разлучаться с тобою!
— Ну, это бы повредило нашей дружбе! — ответил он. — Она порвалась бы прежде, чем мы сами успели заметить это. Дружба, что любовь: разлука только укрепляет и ту, и другую. Я часто представляю себе, как скучно, в самом деле, быть женатым! Видеть друг друга постоянно при всяких обстоятельствах! Зато большинство супругов и тяготятся друг другом, и связь их держится только в силу известного рода чувства приличия или добродушия. Я же чувствую заранее, что как бы ни горело моё сердце любовью, встреть оно такую же пламенную взаимность — скоро оба сердца потухли бы: любовь — желание; раз оно удовлетворено — оно умирает!
— Но если бы жена твоя, — сказал я: — была хороша и умна, как…
— Как Аннунциата! — подхватил он, так как я приостановился подыскивая сравнение. — Да, Антонио, я бы любовался прекрасною розою, пока она была бы свежа; но едва бы её лепестки увяли, аромат пропал, я… Да, Бог весть, какие желания пробудились бы во мне тогда! В настоящую же минуту я чувствую одно довольно странное желание… Правда, мне и раньше приходило в голову нечто подобное… Я бы хотел посмотреть, красна ли у тебя кровь, Антонио?.. Но, ведь, я человек благоразумный, ты мой друг, истинный друг, и мы не стали бы драться с тобою, если бы даже встретились на одном и том же любовном свидании! — Тут он громко засмеялся, горячо прижал меня к своей груди и полушутя сказал: — Я уступаю тебе мою ручную птичку, — она становится чересчур чувствительною и тебе верно понравится! Пойдём к ней сегодня вечером; истинные друзья ничего не должны скрывать друг от друга. Мы весело проведём вечер! А в воскресенье святой отец даст нам всем отпущение грехов.
— Нет, я не пойду! — ответил я.
— Ты трус, Антонио! — сказал он. — Не давай же козьему молоку испортить в тебе всю кровь! И твоё сердце может гореть такою же пламенною, чувственною любовью, как моё! Я убедился в этом! Твои страданья, страх, твоё умерщвление плоти во время поста, всё это — сказать ли тебе начистоту? — ничто иное, как тоска по свежим устам,
