по нимъ виллами, и площадь дель Грандука и роскошные, старинные палаццо.
— Я опять увижу великолѣпную галлерею,—радовалась Аннунціата:—гдѣ впервые научилась любить скульптуру и познала величіе человѣческаго духа, властнаго, подобно Прометею, вдохнуть жизнь въ мертвый камень! Ахъ, если бы я могла сейчасъ ввести васъ въ одну изъ залъ, самую маленькую, но самую дорогую мнѣ, я знаю, вы были бы такъ же счастливы, какъ была счастлива я, увидѣвъ ее впервые, какъ счастлива и теперь, только вспоминая о ней! Въ этой небольшой восьмиугольной залѣ находятся одни шедевры искусства; но всѣ они меркнутъ предъ статуей Венеры Медицейской! Никогда не видала я подобнаго выраженія, подобной жизненности въ статуѣ! Даже обыкновенно мертвые мраморные глаза—здѣсь какъ живые! Художникъ сумѣлъ вложить въ ея взглядъ столько жизни, что при извѣстномъ освѣщеніи онъ какъ будто заглядываетъ вамъ прямо въ душу. Да, вы видите передъ собою живую богиню, родившуюся изъ пѣны морской! На стѣнѣ, позади статуи, висятъ двѣ великолѣпныхъ Венеры Тиціана; это тоже богини красоты, но красоты земной, тогда какъ мраморная богиня дышетъ красотою небесною. Рафаэлевскія Форнарина и неземныя Мадонны также много говорятъ моей душѣ и сердцу, но больше всего влечетъ меня всетаки къ статуѣ Венеры; она для меня не только художественное произведеніе, но свѣтлое, живое созданіе, заглядывающее мнѣ своимъ мраморнымъ взоромъ прямо въ душу. Ни одна статуя, ни одна группа въ мірѣ не нравится мнѣ такъ—даже группа Лаокоона, хотя въ послѣдней самый камень, кажется, вздыхаетъ отъ боли! Одного ватиканскаго Аполлона,—вы, вѣдь, знаете его?—считаю я достойнымъ стоять рядомъ съ Венерою Медицейской. Но сила и духовное величіе, которыя придалъ художникъ изображенію бога поэзіи, въ богинѣ красоты еще облагорожены женственностью!
— Я видѣлъ гипсовую копію этой дивной статуи! Приходилось мнѣ видѣть также и хорошія слѣпки.
— Да, но что можетъ быть несовершеннѣе ихъ!—сказала она.—Въ мертвомъ гипсѣ и выраженіе мертво. Мраморъ же сообщаетъ изображенію жизнь, одухотворяетъ его; камень превращается въ плоть! Такъ и кажется, что подъ тонкой кожей струится живая кровь!.. Ахъ, если бы вы были со мною во Флоренціи! Мы бы вмѣстѣ восхищались этими дивными произведеніями искусства! Тамъ я была бы вашимъ гидомъ, какъ вы будете моимъ здѣсь, когда я опять вернусь въ Римъ.
Я низко поклонился, обрадованный и польщенный выраженнымъ ею желаніемъ.
— Такъ мы увидимъ васъ опять только послѣ Пасхи?
— Да, я вернусь къ иллюминаціи собора св. Петра!—отвѣтила она.—
по ним виллами, и площадь дель Грандука и роскошные, старинные палаццо.
— Я опять увижу великолепную галерею, — радовалась Аннунциата: — где впервые научилась любить скульптуру и познала величие человеческого духа, властного, подобно Прометею, вдохнуть жизнь в мёртвый камень! Ах, если бы я могла сейчас ввести вас в одну из зал, самую маленькую, но самую дорогую мне, я знаю, вы были бы так же счастливы, как была счастлива я, увидев её впервые, как счастлива и теперь, только вспоминая о ней! В этой небольшой восьмиугольной зале находятся одни шедевры искусства; но все они меркнут пред статуей Венеры Медицейской! Никогда не видала я подобного выражения, подобной жизненности в статуе! Даже обыкновенно мёртвые мраморные глаза — здесь как живые! Художник сумел вложить в её взгляд столько жизни, что при известном освещении он как будто заглядывает вам прямо в душу. Да, вы видите перед собою живую богиню, родившуюся из пены морской! На стене, позади статуи, висят две великолепных Венеры Тициана; это тоже богини красоты, но красоты земной, тогда как мраморная богиня дышит красотою небесною. Рафаэлевские Форнарина и неземные Мадонны также много говорят моей душе и сердцу, но больше всего влечёт меня всё-таки к статуе Венеры; она для меня не только художественное произведение, но светлое, живое создание, заглядывающее мне своим мраморным взором прямо в душу. Ни одна статуя, ни одна группа в мире не нравится мне так — даже группа Лаокоона, хотя в последней самый камень, кажется, вздыхает от боли! Одного ватиканского Аполлона, — вы, ведь, знаете его? — считаю я достойным стоять рядом с Венерою Медицейской. Но сила и духовное величие, которые придал художник изображению бога поэзии, в богине красоты ещё облагорожены женственностью!
— Я видел гипсовую копию этой дивной статуи! Приходилось мне видеть также и хорошие слепки.
— Да, но что может быть несовершеннее их! — сказала она. — В мёртвом гипсе и выражение мертво. Мрамор же сообщает изображению жизнь, одухотворяет его; камень превращается в плоть! Так и кажется, что под тонкой кожей струится живая кровь!.. Ах, если бы вы были со мною во Флоренции! Мы бы вместе восхищались этими дивными произведениями искусства! Там я была бы вашим гидом, как вы будете моим здесь, когда я опять вернусь в Рим.
Я низко поклонился, обрадованный и польщённый выраженным ею желанием.
— Так мы увидим вас опять только после Пасхи?
— Да, я вернусь к иллюминации собора св. Петра! — ответила она. —
