зерно, невидимкою лежавшее въ моей душѣ, взойдетъ зеленымъ душистымъ росткомъ, который крѣпко обовьется вокругъ дерева моей жизни.
Карнавалъ поглощалъ всѣ мои мысли. Раннимъ утромъ я побывалъ на площади дель-Пополо, чтобы полюбоваться приготовленіями къ бѣгу лошадей, а вечеромъ бродилъ по Корсо, разсматривая выставленные въ окнахъ пестрые карнавальные наряды и фигуры въ маскахъ и полныхъ костюмахъ. Я взялъ на прокатъ костюмъ адвоката, какъ одинъ изъ наиболѣе веселыхъ и забавныхъ, и почти не спалъ всю эту ночь, приготовляясь къ своей новой роли.
Слѣдующій день былъ для меня настоящимъ праздникомъ. Я былъ счастливъ, какъ дитя. Въ боковыхъ улицахъ устраивались со своими столами и лотками продавцы «конфетти»[1]. Улица Корсо была чисто выметена; изо всѣхъ оконъ спускались пестрые ковры. Около трехъ часовъ, по французскому способу считать часы[2], я уже былъ въ Капитоліи, чтобы впервые насладиться зрѣлищемъ начала празднества. Всѣ балконы были переполнены знатными иностранцами; сенаторъ въ пурпуровой тогѣ возсѣдалъ на бархатномъ тронѣ; прелестные маленькіе пажи въ бархатныхъ беретахъ съ перьями стояли по лѣвую сторону трона, впереди папской швейцарской гвардіи. И вотъ, явилась толпа еврейскихъ старѣйшинъ; всѣ они были съ обнаженными головами и, приблизившись къ трону, преклонили колѣни. Я узналъ средняго; это былъ Ганнохъ, старый еврей, дочерью котораго такъ интересовался Бернардо. Старикъ обратился къ сенатору съ рѣчью, въ которой просилъ для себя и своихъ единовѣрцевъ позволенія остаться въ Римѣ, въ отведенномъ имъ кварталѣ, еще на годъ, обѣщая въ теченіе этого времени явиться разъ, въ назначенный день, въ католическую церковь и прося позволенія заплатить всѣ издержки по бѣгу лошадей вмѣсто того, чтобы, согласно древнему обычаю, самимъ бѣжать по Корсо на потѣху римлянъ. Сенаторъ милостиво кивнулъ головою (старый обычай—ставить на плечо просителя ногу—былъ уже оставленъ), затѣмъ сошелъ при звукахъ музыки съ лѣстницы, сѣлъ вмѣстѣ съ пажами въ великолѣпную карету и открылъ карнавалъ. Большой колоколъ Капитолія зазвонилъ, а я бросился домой, торопясь облечься въ свой адвокатскій костюмъ. Въ немъ я казался самому себѣ совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Довольный выскочилъ я на улицу, гдѣ встрѣтилъ уже цѣлую
- ↑ Маленькіе бѣлые и красные шарики изъ извести или изъ ячменныхъ зеренъ, закатанныхъ въ гипсъ, которыми перебрасываются во время карнавала гуляющіе.
- ↑ Въ Италіи часы считаются отъ захода солнца, когда сутки кончаются, и колоколъ звонитъ къ Ave Maria. Пройдетъ съ того времени часъ—и часы показываютъ часъ, потомъ два, и такъ до двадцати четырехъ. Каждую недѣлю часы переставляются по солнцу на четверть часа впередъ или назадъ. Обыкновенный же способъ счисленія времени итальянцы называютъ французскимъ.
зерно, невидимкою лежавшее в моей душе, взойдёт зелёным душистым ростком, который крепко обовьётся вокруг дерева моей жизни.
Карнавал поглощал все мои мысли. Ранним утром я побывал на площади дель-Пополо, чтобы полюбоваться приготовлениями к бегу лошадей, а вечером бродил по Корсо, рассматривая выставленные в окнах пёстрые карнавальные наряды и фигуры в масках и полных костюмах. Я взял напрокат костюм адвоката, как один из наиболее весёлых и забавных, и почти не спал всю эту ночь, приготовляясь к своей новой роли.
Следующий день был для меня настоящим праздником. Я был счастлив, как дитя. В боковых улицах устраивались со своими столами и лотками продавцы «конфетти»[1]. Улица Корсо была чисто выметена; изо всех окон спускались пёстрые ковры. Около трёх часов, по французскому способу считать часы[2], я уже был в Капитолии, чтобы впервые насладиться зрелищем начала празднества. Все балконы были переполнены знатными иностранцами; сенатор в пурпуровой тоге восседал на бархатном троне; прелестные маленькие пажи в бархатных беретах с перьями стояли по левую сторону трона, впереди папской швейцарской гвардии. И вот, явилась толпа еврейских старейшин; все они были с обнажёнными головами и, приблизившись к трону, преклонили колени. Я узнал среднего; это был Ганнох, старый еврей, дочерью которого так интересовался Бернардо. Старик обратился к сенатору с речью, в которой просил для себя и своих единоверцев позволения остаться в Риме, в отведённом им квартале, ещё на год, обещая в течение этого времени явиться раз, в назначенный день, в католическую церковь и прося позволения заплатить все издержки по бегу лошадей вместо того, чтобы, согласно древнему обычаю, самим бежать по Корсо на потеху римлян. Сенатор милостиво кивнул головою (старый обычай — ставить на плечо просителя ногу — был уже оставлен), затем сошёл при звуках музыки с лестницы, сел вместе с пажами в великолепную карету и открыл карнавал. Большой колокол Капитолия зазвонил, а я бросился домой, торопясь облечься в свой адвокатский костюм. В нём я казался самому себе совсем другим человеком. Довольный выскочил я на улицу, где встретил уже целую
- ↑ Маленькие белые и красные шарики из извести или из ячменных зёрен, закатанных в гипс, которыми перебрасываются во время карнавала гуляющие.
- ↑ В Италии часы считаются от захода солнца, когда сутки кончаются, и колокол звонит к Ave Maria. Пройдёт с того времени час — и часы показывают час, потом два, и так до двадцати четырёх. Каждую неделю часы переставляются по солнцу на четверть часа вперёд или назад. Обыкновенный же способ счисления времени итальянцы называют французским.
